Зарождение Смуты
Конечно, это вряд ли повело бы к крушению государственного строя. Но установление новой династии в условиях, когда Россия не полностью оправилась от грозненского разгрома, совпало с полосой аграрных катастроф, в начале XVII в. потрясших Европу. Неурожайные годы были привычным явлением на Руси. Когда они чередовались с урожайными, крестьяне могли восполнить потери. Однако дожди, ранние морозы и слишком холодные зимы губили урожай два года подряд (1601 и 1602), и в 1603 г. оказалось просто нечем засеять поля: в стране не хватало семян. К 1602 г. хлеб вздорожал в шесть раз, а в 1603 г. уже ели кошек и собак, траву, кору с деревьев, а мясом людей даже пытались торговать на рынках. Смертность дошла, по отзывам современников, до трети жителей.
Царь открыл свои житницы для нуждающихся и не жалел средств на борьбу с голодом: в Москве их пытались занять на строительных работах; прибегли к денежным раздачам (в один Смоленск было выслано двадцать тысяч руб.); ввели твердые цены на хлеб, позволив посадам реквизировать его по этим ценам. Спекулянтов хлебом били кнутом и сажали в тюрьмы, а мошенничавших пекарей казнили. Но все это мало помогало. Деньги быстро падали в цене, а царских запасов хватило ненадолго, поскольку все голодающие бросились в города, особенно в Москву. Они ждали новых раздач — но ни боярство, ни патриарх, ни монастыри не захотели делиться своим хлебом.
Оказалось, что голод гораздо труднее пережить в условиях закрепощения. Раньше крестьяне могли бы уйти от тех владельцев, которые не поддержали их в трудный год, и найти более состоятельных хозяев, способных ссудить их продовольствием и семенами, или просто перебраться ближе к югу, где урожай был лучше. Но теперь этому мешал закон о сыске ушедших: крестьянин не мог ни получить ссуду, ни оставить хозяина, и вынужден был буквально умирать от голода на своем дворе. Чтобы избежать этого, правительство в 1601–1602 гг. восстановило Юрьев день, но это не касалось земель членов Боярской думы, столичных дворян, дьячества и духовенства, а также государственной земли и Московского уезда. Положение части крестьян стало легче, извлекли из этого выгоду и крупные землевладельцы, но для мелких провинциальных дворян возобновление выхода означало окончательное разорение. Стремясь вернуть доверие широких кругов дворянства, правительство вновь запретило выход в Юрьев день, тем самым окончательно выведя из себя крестьянство.
Крестьяне прочли указ о восстановлении Юрьева дня по-своему: как дарование им права не платить налоги и переселяться на более удобные земли. Неповиновение крестьян слилось с повальным «освобождением» холопов: ведь стало невыгодно не только ссужать крестьян, но и кормить собственных слуг, даже военных. Им приходилось покидать усадьбы хозяев, а ведь эти люди были опасны: опытные, подчас вооруженные воины возглавили забывшую о страхе голытьбу и грабили шедшие обозы с продовольствием и села. Разбои представляли реальную угрозу, к борьбе против них приходилось привлекать дворян. Осенью 1603 г. предводитель разбоев, Хлопка, был повешен, но в сражениях погибло много воинов, в том числе и царский воевода Басманов. Годунов издал указ, объявивший свободными холопов, которых господа откажутся кормить в голодные годы.
Во всех бедах страна готова были винить «неправильного» царя, принимать их как наказание за его вступление на трон, ведь Годунов не был «прирожденным» государем и в глазах народа не имел права на помазание. Когда по Руси пронесся слух, что сын Грозного, царевич Дмитрий, на самом деле не погиб в Угличе, а вынужден скрываться от убийц и вот-вот «откроется» — народ уже ждал его как спасителя. Настал благоприятный момент для самозванцев. Особую роль в их появлении и удивительной живучести суждено было сыграть казакам.
Казаки
В главах о ранней Москве мы уже встретились с казаками, но роль их в Смуте так велика, что нужно рассказать о них побольше. «Вольные казаки» (как писалось в царских грамотах) жили в степях за южными рубежами России, в Поле. Русское казачество стало складываться в первой половине XVI в. между Доном и Волгой, а украинское немного раньше, на Южном Буге и левом берегу Днепра. Огромная степь стала страной казачества, его «юртом», как тогда говорили. В казаки шли люди, искавшие лучшей доли: беглые холопы, разорившиеся крестьяне и горожане, иногда — мелкий служилый люд, беглые монахи и попы. Для не поладившего с властью удальца достаточно было достичь Дона и быть принятым в казачий круг, чтобы государство потеряло над ним всякую власть.