Поликлиника только для писателей. Неподалеку от писательских домов, построенных кооперативом, где м2 стоит 200 рублей, то есть немыслимо дорого. Поскольку же писатели зарабатывают прекрасно, они покупают себе такие квартиры, значительно большие по площади, чем квартиры рядовых людей (9 м2 на человека). Возле домов стоят их личные автомобили, иногда соседские дети пишут на них ругательства. Там живет Евтушенко, там живет Симонов, который, как говорят, очень богат.
В прошлом году Евтушенко прочитал на есенинских торжествах стихи против главы комсомола, вышел ужасный скандал, месяцем позже он один собрал во Дворце спорта 10 000 человек, огромный успех. Сияет, когда на него нападают. Написал стихи о совет. человеке, который был у итальянских партизан, а потом попал здесь в лагерь[9]. Что сказать мне другу-партизану? Правду сказать не могу, но не могу и солгать… Затем: о трех женщинах из Иванова, города текстильщиков, где на десять женщин приходится один мужчина.
Новелла Матвеева, «самый лиричный лирик».
Художник Петров-Водкин, до сих пор запрещенный, теперь выставлен в Третьяковской галерее. Интересно, современно.
Отца Ирины в 1937 году арестовали, он не вернулся. Был функционером, партсекретарем на «Красном пролетарии» [ «Красный пролетарий» — крупный станкостроительный завод в СССР], «старая школа».
В «Пекине», когда выступает певица, приглушают свет. Музыка ужасно громкая. Танцы скромные. Но девушек охотно прижимают покрепче. Бунин: «Лицемер в каждом из нас». У Кёппена и Бёлля «эротические» места сокращают.
Западногерманский студент, который собирается преподавать немецкий язык в Принстонском университете, у его отца там связи. Как руководитель поездки он по нескольку раз в год приезжает сюда с западногерм. туристами. Говорит, что шоу со Шпеером и Ширахом не стоит принимать слишком всерьез. Точно знает, какие старинные церкви в Кремле при Сталине снесли. Рост 1,96, усики, очки.
Ст-ие восторженно рассказывают о неделе блинчиков в конце февраля [по-видимому, имеется в виду Масленица. — Перев.]: все едят эти блинчики, пьют водку, встречаются с друзьями, на улице тоже продают блинчики. … Нам тоже надо их отведать. Ирина, отстояв 3½ часа за «английскими сапожками», получает пару меньшего размера, но все равно покупает, к счастью, в институте удастся поменять. За сапожками сбежался весь институт.
Когда в Москве открывали магазин ГДР, был выставлен кордон из конной полиции. С детскими вещами, как говорят, обстоит прескверно.
Мука: 3 раза в год 1 кг на человека.
Домработница у Ст. из деревни, учится в Москве в торговом техникуме. Местом в общежитии не пользуется, живет и работает у Ст., получает в дополнение к 20 рублям стипендии еще 20 рублей. Позднее выйдет замуж за уважаемого человека, возможно за офицера, чтобы получить квартиру в Москве.
Теперь иногда совсем молодые иногородние девушки выходят за стариков, чтобы остаться в Москве, а потом разводятся. Теперь это происходит очень быстро, в суд подавать не надо, можно и заочно.
Средний месячный заработок: 70–100 руб.
Нехватка среднего медперсонала, как и у нас.
Друзья Ст.: в основном по школе. Очевидно, некоторое недоверие к новым знакомствам.
Капица: и в то время, когда исчез с публичной арены, имел хорошие условия для работы.
Физик. Семья, очень хорошо зарабатывающая, никто им не указчик. Ездят туда-сюда между Москвой и Дубной, имеют все, очень резко критикуют. Уже не равные условия с другими людьми.
Конторы: маленькие, тесные, очень старомодные.
«Правда»: современное здание 30-х годов. Напротив большой магазин, где, как говорят, продаются особенные товары.
В Союзе писателей картотека, в которой указаны гонорары авторов.
У Ст. и Ирины: переменчиво, в целом сдержанно. Хорошо темперировано. Недостает сердечности.
Вечерние разговоры в ресторане «Пекин» (как и повсюду, очень громкая музыка, приглушенный свет, когда выступает певица, скромные танцы, все довольно скучно и мещанисто) (я повторяюсь): Ирина иной раз чувствует себя как на пороховой бочке… Что может сделать одиночка… Ир.: Ничего… Всевластье аппаратчиков… Отличается ли нынешняя молодежь от нас… Ир.: Она считает, нет… Может ли литература что-либо сделать, чтобы человечество не погрязло в варварстве… Всеобщий скепсис по этому поводу… Клаус Фукс — сумасшедший математик, друг, носит галстук, забросив его на плечо, выходит на улицу в тапках, жертвует деньги церкви, еще в школе был верующим… Еще в 1860-м среди молодежи было такое скептическое настроение, все повторяется… Многие аполитичны… В западном обществе жить невозможно… Наше тоже не идеально…