Ответ пришел на удивление быстро. Письмо заключенного маме понравилось. Он называл ее пусть не Танюшенькой (откуда бы ему знать, ведь подписалась-то она Татьяной), но тоже ласково – Танечкой. Не сделал ни одной грамматической и пунктуационной ошибки (что для нее, как для будущего педагога, было своеобразным знаком качества). У него был слог человека, который много читает и много думает. Ну правильно, а что ему еще делать восемь с лишним лет взаперти!..
Завязалась у них переписка, и уже спустя несколько месяцев она отправилась на первое свидание. Даже специально платье сшила из белой марлевки. Идиотка. Но кто же знал. Летчик Юра был забыт. И по сравнению с новым принцем, настоящим мужчиной, казался тюфяком, горя не нюхавшим. А ведь именно пережитое горе воспитывает мужественность – это каждому романтичному будущему педагогу известно.
И пусть Виталий оказался не таким уж красивым, высоким и широкоплечим, как рекламировала подруга (честно говоря, Таня сначала в шоке от его внешности была – худой какой-то, сутулый, лицо землистое, брови лохматые и с сединой, хотя на тот момент ему было тридцать с небольшим), но зато он так влюбленно смотрел и так ласково говорил… А у Тани было богатое воображение. И она успела влюбиться заранее, заочно. Так что образ придуманного Виталия довольно быстро съел Виталия настоящего, и к концу двухчасового свидания ее сердце уже пело и вибрировало.
Уезжала Таня влюбленной и окрыленной.
А потом – письма, телефонные звонки, редкие встречи, тяжеленные сумки, которые она на своем горбу раз в три месяца тащила в колонию. Неприятие родителей.
Препятствия укрепляют любовь. Татьяна чувствовала себя практически Джульеттой. В сущности, до этой встречи у нее была такая пресная жизнь. Обычная тихая девочка из семьи инженеров, распланированное будущее – вот закончит институт, будет учить малышей писать «жи» и «ши»… И вдруг такой накал страстей!
Расписались они в колонии, тайно. Таня уже постфактум показала родителям штамп в паспорте. Отца тут же увезли на скорой с микроинфарктом. А мать сказала, что Таня может забыть о ее помощи и не рассчитывать на кусочек московской квартиры – все достанется ее брату и сестре.
Тане же все было нипочем. Впервые в жизни она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Впервые в ее жизни появился смысл.
Прошло еще два года – и Виталия выпустили на свободу. Как она мечтала об этом дне, как сотни раз представляла себе счастье, которое начнется, когда она наконец сможет общаться с любимым без участия конвоиров и охранников!
Реальность, как водится, оказалась намного более унылой.
Да, были радостные слезы встречи, да, была целая неделя счастья… А потом все как-то покатилось по наклонной. У Виталия не было ничего, кроме комнатки в коммуналке, в доме барачного типа, в дальнем Подмосковье. Пьющие соседи, санузел на улице, картонные стены и полный беспросвет. Когда он придумал обменять свою долю в коммуналке на малогабаритную квартиру в том самом захолустном далеком городке, Тане даже не показалась такой уж чудовищной эта идея. Новые приключения, новые места… Она радостно собрала вещи и последовала за мужем, чувствуя себя почти женой декабриста.
И начались серые будни. Он устроился работать на завод. Она собиралась пойти преподавать в местную школу, но почти сразу же забеременела Аленой. Беременность была тяжелой – токсикоз, изжога, низкое давление и прочие прелести. Виталий тогда еще играл в «настоящего мужика» – щедро позволил ей не работать.
Сам он зарабатывал мало. Едва сводили концы с концами. Тане приходилось придумывать, как накормить голодного мужика изысканным блюдом из картошки и макарон. Пыталась что-то там придумывать. А он приходил с работы уставший и злой, часто срывал плохое настроение на ней.
Куда делась его забота? Почему так быстро забылись обещания превратить ее жизнь в сказку?
То есть, может быть, это и была сказка – но такая мрачноватая, средневековая, с дурным концом.
Алена родилась слабенькая и неспокойная. Плакала ночи напролет – Виталий и в этом обвинял жену. Сначала просто покрикивал на нее, потом и поколачивать начал. А Таня не привыкла к такому, не было у нее опыта противостоять хамам. Так и плыла по течению, даже почти не пытаясь барахтаться. Очень быстро потеряла себя – обабилась, посерела, начала носить бесформенные халаты, перестала подкрашивать свои кудряшки.