Однажды Павел сказал про Ростопчина: «Вот человек, от которого я не намерен ничего скрывать». Он отдал ему печать, чтобы тот опечатал кабинет Екатерины, передал несколько распоряжений относительно «бывших», а после принятия присяги, состоявшегося тут же, в придворной церкви, попросил (а не приказал) об одном деле весьма тонкого свойства. «Ты устал, и мне совестно, — сказал государь, — но потрудись, пожалуйста, съезди…к графу Орлову и приведи его к присяге. Его не было во дворце, а я не хочу, чтобы он забывал 28 июня». (28 июня — день, когда свершился государственный переворот, итогом которого стало воцарение Екатерины II. Отец Павла, Петр III, вскоре после этого был убит, по всей видимости, Алексеем Орловым.)
Ростопчин приехал к Алексею Орлову, разбудил его и предложил немедленно принять присягу новому государю, что тот и сделал. А когда Павел во время похорон Екатерины решил перенести еще и прах своего отца в Петропавловский собор, то Алексея Орлова он заставил возглавлять траурную процессию.
Влияние Ростопчина росло как на дрожжах. Он стал правой рукой императора. И надо отдать ему должное: своими широкими полномочиями он не злоупотреблял, за прошлые обиды не мстил.
Надо ли говорить, что знаки отличия стали появляться на мундире Ростопчина как грибы после дождя: уже 7 ноября 1796 года он получил чин бригадира и орден Святой Анны 2-й степени, 8 ноября — чин генерал-майора и звание генерал-адъютанта, 12 ноября — орден Святой Анны 1-й степени, 18 декабря — дом в Петербурге, а 1 апреля 1797 года по случаю коронации Павла — орден Святого Александра Невского. В ноябре 1798 года он был произведен в действительные тайные советники.
За короткий срок царствования Павла I Ростопчин успел поруководить несколькими ведомствами: военным, дипломатическим и почтовым. Где бы он ни работал, ему всегда удавалось доказывать значительность занимаемой должности. Многие современники, даже противники, отмечали завидную работоспособность Ростопчина, его хорошие организаторские способности. В этом он был под стать императору, встававшему спозаранку и день-деньской занимавшемуся текущими государственными делами. Павел задумал за несколько лет сделать то, на что обычно требуются десятилетия. Особую заботу нового императора составляли укрепление и централизация царской власти, введение строгой дисциплины в обществе, ограничение прав дворянства (например, император приказал всем дворянам, записанным на службу, явиться в свои полки, а служили тогда с младенчества).
Смысл жизни подданного — служение государю, а всякая свобода личности ведет к революции. Этот постулат павловского времени Ростопчин принял на всю оставшуюся жизнь. Именно Павел «сделал» Ростопчину прививку от либерализма.
Ростопчину потребовалось немного времени, чтобы «закрутить гайки»: ужесточить цензуру, запретить выезд молодежи на учебу за границу.
Ростопчин в 1799 году отмечал, что работает «до изнеможения»: встает в половине шестого утра, через 45 минут — уже у государя, при котором пребывает до часу дня, занимаясь рассылкой приказов и чтением поступающих документов. Ложился спать он в десять часов вечера.
Управляя Военным департаментом и Военно-походной канцелярией императора (с мая 1797 года), Ростопчин написал новую редакцию Военного устава по прусскому образцу. Целью нового устава было превращение армии в хорошо отлаженный механизм с помощью повседневных смотров и парадов. Как глава почтового ведомства (с мая 1799 года) он имел возможность читать проходящую через него почту. Факт немаловажный, особенно для того, кто знает толк в интригах. Но наиболее бурную деятельность Ростопчин развил, занимаясь внешнеполитическими делами Российской империи.
В сентябре 1799 года государь назначил его первоприсутствующим в Коллегии иностранных дел, фактически канцлером (занимавший эту должность Безбородко умер еще в апреле 1799 года). Ростопчин планировал развернуть внешнюю политику России на 180 градусов, избрав в качестве союзника Францию, а не Англию с Австрией. Таким образом, он двигался в русле политики Павла, который «перевернул все вверх дном», как выразился его старший сын Александр. Ростопчин даже планировал тайно отправиться в Париж для ведения переговоров с Бонапартом. Но разве государь мог его отпустить — ведь на дворе стояла уже осень 1800 года, тучи над Михайловским замком сгущались. Из затеи Ростопчина ничего не вышло.
Ростопчин считал, что у России не может быть политических союзников, а есть лишь завистники, которые так и норовят сплотиться в деятельности против нее. Недаром ему приписывают фразу: «Россия — это бык, которого поедают и из которого для прочих стран делают бульонные кубики». Как напишет Ростопчин впоследствии в своей «Записке…о политических отношениях России в последние месяцы павловского царствования», «России с прочими державами не должно иметь иных связей, кроме торговых».
Получается, что Ростопчин задолго до Александра III, провозгласившего главными и единственными союзниками России армию и флот, сформулировал основные постулаты политики царя-консерватора. Поэтому Ростопчина и принято относить к основателям русского консерватизма и даже национализма.
При дворе росло число завистников, надеявшихся, что царствование Павла будет коротким. Ростопчин должен был быть готов, что в любое время он так же быстро сойдет с пьедестала, как и очутился на нем.
Первая отставка последовала в марте 1798 года, когда в результате происков фаворитки Павла Е. И. Нелидовой он был снят со всех постов и выслан в свое имение. Правда, уже через полгода Ростопчин вновь понадобился государю (у Павла вместо Нелидовой появилась новая любимица — А. П. Лопухина). Новые «знаки благоволения», как называл их Ростопчин, не заставили себя ждать — графский титул «с нисходящим его потомством» в феврале 1799 года, а еще три тысячи крепостных и 33 тысячи десятин земли в Воронежской губернии. В марте 1800-го Федор Васильевич назначен членом совета императора.
Награждали не только Ростопчина, но и его родственников. Так, в апреле 1799 года вышел следующий приказ: «За верность и преданность нашего действительного тайного советника графа Ростопчина еще в знак нашего к нему благоволения всемилостивейше жалуем отца его, отставного майора Ростопчина в наши действительные статские советники, увольняя его от всех дел»[24]. Ростопчин сам настоял на таком благоволении.
Причиной очередной опалы явилась интрига представителей противоборствующего лагеря — графа Панина и графа Палена, но по большому счету она была вызвана грядущей сменой власти. Недовольство павловским царствованием достигло критической массы. Даже родной сын Александр жаловался, что «сделался теперь самым несчастным человеком на свете». Ненависть вызывали даже награды, раздаваемые Павлом. Стремясь предать забвению учрежденные Екатериной ордена, он учредил орден Святого Иоанна Иерусалимского, которым он удостоил и Ростопчина в декабре 1798 года. А в марте следующего года Павел сделал его великим канцлером Мальтийского ордена, великим командором которого сам являлся.
Но не древний рыцарский орден помогал Павлу в осуществлении его преобразований. Опорой императору были ближайшие сподвижники, в числе которых наибольшее влияние имели Ростопчин и Аракчеев. А потому главной задачей заговорщиков во главе с тем же графом Паленом, генерал-губернатором Петербурга, было устранение преданных императору людей. Аракчеева удалось скомпрометировать в глазах Павла осенью 1799 года, а Ростопчин продержался до февраля 1801-го.