Московские каникулы
ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ
Драма в трех действиях
Е л е н а С т о г о в а.
В а л ь к а — ее сын.
Д о н н и к о в.
Е в г е н и я А р к а д ь е в н а — его мать.
Г а й д а м а к а.
В л а д и м и р А р т у р о в и ч К л е п а н.
М а р и я П е т р о в н а Г н е в ы ш е в а.
З о л ь н ы й.
Н и н а И в а н о в н а З о л ь н а я — его жена.
Л и д а.
К и м А н ы г и н.
Действие происходит:
в первой картине — в августе 1958 года в сибирском селе Родники,
во второй картине — 31 декабря 1939 года в Харькове,
в третьей картине — в марте 1940 года в Москве,
в четвертой — седьмой картинах — в августе 1958 года в Родниках.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Двор дома Стоговых в Родниках. Справа — часть рубленого деревянного дома с пристроенной к нему открытой верандой, на которую выходят обитая войлоком дверь и окно со ставнями.
Слева — ворота и калитка на улицу, возле них — невысокий штабель бревен. В глубине — несколько фруктовых деревьев и огород, за ними — сарай. Высокий забор с маленькой калиткой отделяет двор от виднеющегося за ним здания больницы.
Теплый августовский день идет к концу. На веранде вокруг накрытого стола хлопочет Е л е н а С т о г о в а. Она красива той спокойной красотой, которая не блекнет от времени.
Тихо открывается калитка, во двор входит М а р и я П е т р о в н а Г н е в ы ш е в а, энергичная пятидесятилетняя женщина с охотничьей двустволкой в руках. Она неслышно подходит к веранде и наводит двустволку на Елену.
М а р и я П е т р о в н а (громко). Руки вверх!
Е л е н а. Ой! (От неожиданности роняет тарелку.)
Мария Петровна хохочет.
(С досадой.) Очень смешно… (Подбирает осколки.)
М а р и я П е т р о в н а (поднимаясь на веранду). Посуду бить — к счастью. (Протягивает двустволку.) Держи, подарок новорожденному.
Е л е н а. Твое любимое ружье?..
М а р и я П е т р о в н а. Бери, бери! Хватит Вальке с дробовичком промышлять.
Е л е н а. Скоро ему негде будет охотиться.
М а р и я П е т р о в н а. Это почему же?
Е л е н а. Взял с меня слово, что вернемся в Харьков. На родину потянуло.
М а р и я П е т р о в н а. Да сколько ему было-то, когда вы в Родники эвакуировались? Год? Полтора?
Е л е н а (с улыбкой). Один год, два месяца и пять дней…
М а р и я П е т р о в н а. А ты говоришь — родина!
Е л е н а. А я говорю — родина… Не смейся, пожалуйста. Вот я совсем сибирячкой стала, а вспомню наши холодногорские закаты — сердце и защемит… Хоть и не осталось у меня там никого…
Через калитку со стороны больницы входит Н и н а И в а н о в н а З о л ь н а я. Это полная женщина лет тридцати пяти. В руках — блюдо с пирогом под салфеткой.
Н и н а (торжественно). Дорогая Елена Михайловна, поздравляю с совершеннолетием любимого сына, прошу принять от меня и Степана Игнатьевича этот скромный подарок. (Снимает салфетку.) Может, и не так фигурно, как в городе пекут, зато из хороших продуктов.
Е л е н а. Спасибо, Нина Ивановна. А почему вы одна?
Н и н а. Я вперед пришла, помочь, если надо. (Оживляясь.) Представляете — сейчас к нам Гайдамака ворвался. В дверь не успел протиснуться — сразу ругаться! Почему врачи на полевых станах мало бывают?! Мол, из-за пустяковой зубной боли приходится косовицу бросать, в больницу ехать! Это в мой огород камешек.
М а р и я П е т р о в н а. Целый булыжник.
Н и н а. Ну, я не растерялась: если боль, говорю, пустяковая, нечего работу бросать. А настоящая зубная боль — такая же почтенная болезнь, как и прочие. Тут Гайдамака наш как взовьется…
Е л е н а (перебивает). Что-то я Алешки не видела сегодня.
Н и н а. Классиков впрок читает. Отец ему к Октябрьским мотоцикл обещал, если в четверти троек не будет. (К Марии Петровне.) Все у наставницы собираюсь спросить — как он, вытянет?
М а р и я П е т р о в н а. Мотоцикл-то?.. Вытянет…