Позже я узнал, что о Шаляпине стараются не говорить, потому что он уехал за гра-ницу и не вернулся. И этого ему простить наши власти не хотели. И даже лишили звания "народного артиста Республики". Но люди все равно любили слушать его песни, хотя бы и на граммофонных пластинках. Песня есть песня.
(обратно)За домиком Шаляпина и соседними с ним раскинулся огромный сад. Позже я узнал, что не весь сад принадлежал Шаляпину, а только та его часть, что была сразу за его до-мом и двором, где стоял простенький двухэтажный дом, тоже шаляпинский, но сдаваемый жильцам в наем. Но так как мы все домики перед садом называли "шаляпинскими", то и сад за ними как бы объединялся в один большой и, конечно, для нас был шаляпинским. В самом шаляпинском саду росли раньше яблони. Но теперь от них и следа нет — вырубили что ли. А росли они в самом конце сада, ближе к Конюшковской улице. Тут теперь пус-тырь и только отдельные деревья. Вообще сад запущен страшно. Никто, видно, за ним не ухаживает. Но для нас, для наших игр, все это не помеха. Главное, чтобы не выгоняли.
Позднее, примерно в 1927-28 годах в саду началась большая стройка. И вырос ог-ромный дом. Длинный на ножках, с пристройкой, выходящей вперед и соединенной с са-мим домом остекленным переходом на уровне второго этажа. Окна у нового дома были по новой моде, как сплошные длинные ленты. А вот пристройка была почти без окон. Об этом доме много писали как о "доме нового быта".
Называли его "Домом Гинзбурга". Это потому, что спроектировал его архитектор Моисей Яковлевич Гинзбург. Но я взрослых газет тогда еще не читал. Что дом называется так по фамилии автора не знал. Слышал от старших, что это дом Наркомфина СССР. Что он не-обычный. Это был "дом нового быта", непохожий на все прежние дома, здесь сделаны особые квартиры, чтобы организовывать этот самый новый быт, квартиры здесь двух-этажные с внутренними лестницами на вторые этажи, где были спальни, в квартирах нет кухонь.
Я побывал как-то в этом доме у Ханы Лифшиц, которая училась в нашей школе. Она мне и показала все это. Сказала, что это делалось для того, чтобы освободить людей от таких забот, как приготовление обедов и ужинов. В новой жизни это не должно мешать чело-веку жить. Но кушать надо было, и для всех жильцов была создана общая кухня-столовая в той самой пристройке, о которой я уже говорил.
Здесь в этой столовой выдавались обеды на дом. А в квартирах все-таки готовили кое-что: завтраки или что-нибудь попроще. Вечерний чай или ужин, если возвращались отку-да-нибудь поздно. Для этого имелись специальные ниши с электроплитками. Примусов там я не видел. Были при доме и другие разные придумки для облегчения быта — домовая прачечная, мастерские, клубная комната и многое другое.
Нам, кстати, вскоре посчастливилось пользоваться этой столовой. Мама работала заведующей детского сада как раз этого самого Наркомфина, и ей дали абонемент как раз в эту столовую. Туда надо было приходить с кастрюльками и получать на всю семью обед — первое, второе и третье. Мама даже купила такую особенную тройную кастрюлю с од-ной ручкой. На крышку нижней большой ставилась вторая, чуть поменьше, а на крышку второй ставилась третья и тоже с крышкой. На специальные шпинёчки надевалась общая ручка. Очень было удобно. Тем более, что за обедами чаще всего посылали меня. Но мы пользовались этой столовой не потому, что создавали новый быт, а просто взрослые при-ходили с работы очень поздно, и не всегда мама могла приготовить на всех обеды. И сто-ловая нам очень помогала более или менее нормально питаться.
В одном из домов на нечетной стороне бульвара в тридцатых годах разместили Дом архитекторов. Так и было написано на большой вывеске под самой крышей — "Дом архи-тектора". Что там было, чем там занимались, в то время я не знал. По аналогии с Домом литераторов на Поварской, наверное, там был клуб архитекторов. Как предтеча будущего Центрального дома архитекторов, для которого освободили от французского посольства особняк в Гранатном переулке, расположенном неподалеку от нашей Кудринской площа-ди.