Коммерция торжествует, сверкает, бросается в глаза. Просвещение выглядит скромно. Даже вывеска замечательного учебного заведения «Российский государственный гуманитарный университет. Историко-архивный институт» гораздо менее заметна, чем вывеска прямо противоположного по своим задачам — питейного заведения — пивной «Кружка», разместившейся в воротах института, где в XVIII–XIX веках помещались книжные лавки. Ярко-оранжевая вывеска пивной с изображений пузатой кружки, увенчанной могучей шапкой пены, висит над входом в заведение, укрепленная на кронштейнах на здании института, поперек улицы.
В магазинах теперешней Никольской хорошо: красиво, просторно, народу мало — ни толкучки, ни очередей — смотри на товары, любуйся хорошенькими продавщицами.
Татьяна Сидорченко, писавшая о Третьяковском проезде, обратила внимание, что на Никольской она не увидела ни одного обычного продуктового магазина, где можно было бы купить столь необходимого человеку молока или хлеба (раньше на Никольской было две «Булочных»).
Но все же есть на улице одна торговая точка, которая имеет главной своей целью приносить и пользу народу, а не только прибыль владельцу-коммерсанту. О ней в газете «Московская правда» в июле 2007 года напечатана корреспонденция Софьи Ефимовой, трогательная, как рассказ Ивана Сергеевича Тургенева про Муму, только вселяющая не печаль, а надежду, потому что из нее видно, что живы еще в людях человеческие чувства. Значит, есть будущее и у нас, и у старой доброй Никольской.
Трехэтажный дом № 13, вплотную примыкающий к Синодальной типографии, кажется пристройкой к ней, но в действительности это левый флигель здания Никольского греческого монастыря, построенного в 1890-е годы по проекту архитектора К. Ф. Буссе. На первом этаже здания помещается «Бутербродная».
Директор НИК «Бутербродная» Людмила Александровна Норкина на своем посту с 1979 года, а сама закусочная основана в 1963! Изначально Это была 25-я столовая, но с 1992 г. ее переименовали, а год спустя «Бутербродная» получила аббревиатуру НИК, которая, по словам директора, расшифровывается просто как «Никольская»…
Лубянская площадь — старые времена
К. Ф. Юон. Лубянская площадь. Зима. Картина 1916 г.
Почти в каждой, даже не очень большой, частной коллекции открыток с видами старой Москвы имеются открытки, на которых изображена Лубянская площадь. Видимо, их издавали большими, по сравнению с другими сюжетами, тиражами, и они пользовались спросом. Надобно признать, открытки эти эффектны и красивы.
Китайгородская стена и арка Проломных Никольских ворот с надвратной иконой над ними, словно прекрасная старинная рама, обрамляют вид площади. Сквозь ворота виден кусок угадываемой широкой площади, на дальнем конце которой возвышается огромное здание, похожее на замок, и эта картина создает впечатление, что стоит только выйти за ворота и глазу откроется иной, просторный мир, так непохожий на тесноту внутри Китай-города.
Красивы и виды самой площади: от здания страхового общества «Россия» на Никольскую башню Китайгородской стены с возносящимися над стеной куполами Владимирской церкви и величественной часовни Пантелеймона-целителя, а также от Никольской башни — на «Россию», на фонтан посреди площади, на первые — угловые — здания отходящих от площади улиц Большой и Малой Лубянок, Мясницкой и на старинную церковь Гребневской иконы Божией Матери. (На одной из открыток 1910-х годов на первом доме Мясницкой улицы, в 1934 году переименованной в честь члена Политбюро ЦК ВКП(б) С. М. Кирова в улицу Кирова и называвшейся так до 1991 года, можно прочесть: «И. Киров. Фабрикант приборов». Любопытное совпадение!)
На этих открытках начала века перед зрителем предстает летняя, яркая, солнечная площадь благополучного города в благополучные довоенные, еще до Первой мировой войны времена.
Другой образ этой площади — на картине К. Ф. Юона. Так же широко ее пространство, так же величественна Пантелеймоновская часовня, так же на площади много народа, но не летнее солнце заливает ее, а окутывают зимние ранние перламутрово-серые предсумерки, на земле, на крышах лежит снег, над крышами поднимаются клубы дыма и пара. По небу летает, сбиваясь в стаи, множество галок, в этот час они обычно улетают на места своих ночевий: в Александровский сад, на Воробьевы горы…
Юон писал картину на исходе второго года Первой мировой войны, в декабре 1916 года, из окна страхового общества «Россия». Ему удалось передать тревожное предреволюционное настроение, царившее тогда в Москве. Кроме общего колорита картины это настроение создают многочисленные фигурки людей, перебегающих площадь в разных направлениях, они как будто мечутся, словно муравьи в растревоженном муравейнике. («Москва в военные годы была переполнена приезжим народом», — вспоминает художник, рассказывая о работе над этой картиной.) И птичья толчея в сером небе еще усиливает это впечатление беспорядочного движения.