— Всех!.. — Соловьев потирал колени и подпрыгивал на месте от возмущения. — Вводить в комитет, который будет свергать меньшевистско-эсеровское правительство, меньшевиков и эсеров! Какая светлая, разумная идея! А меньшевики будут требовать, чтобы решение о посылке взвода в какой-нибудь Хоромный тупик обсуждалось предварительно на заседании и решалось при условии единогласия... И будет не Военно-революционный комитет, а польский сейм. Вы, Павел Карлович, будете давать распоряжение, а Николаев, как шляхтич на сейме, выступит и скажет: «Не позволям!» Бред сивой кобылы!
Был почти полдень, когда какой-то человек с трудом протиснулся к председателю и передал ему бумагу. Смидович быстро прочел и нетерпеливо постучал по столу. Очередной оратор с недоумением посмотрел на председательствующего и остановился. Смидович продолжал стучать пробкой графина по столу, пока в комнате не поняли, что что-то произошло.
— Товарищи! Товарищи! — Лицо Смидовича побледнело. — Поступила телеграмма из Петрограда от нашего представителя в ЦК товарища Ногина. Внимание, я ее зачитаю: «Сегодня ночью Военно-революционный комитет занял вокзалы, Государственный банк, телеграф, почту. Теперь занимает Зимний дворец. Правительство будет низложено. Сегодня в пять часов открывается съезд Советов...»
Слова Смидовича потонули в восторженном гуле. Штернберг поднялся со своего места.
— Оставайтесь, Василий Иванович, вас же решено вводить в боевой партийный центр. А я побегу напротив, в «Дрезден». По-моему, период заседаний окончен и надо приступать к действиям. Или мы их, или они нас...
Штернберг с трудом продирал свое большое, грузное тело сквозь толпу людей, толпившихся на винтовой лестнице. Было очевидно, что уже все в этом доме знают о случившемся в Петрограде. Постоянное, как в муравейнике, движение людей приостановилось.
Штернберг вышел на улицу и с наслаждением вдохнул сырой и холодный воздух. Он почти побежал через улицу, мимо памятника Скобелеву, у которого происходил очередной митинг, как будто этот митинг, начавшийся в марте, не окончился, а продолжался до сих пор. И в «Дрездене» все уже знали. В сто пятнадцатой комнате Пече командовал, отправляя в районы людей.
В комнату втиснулся Соловьев. Он сразу нашел в толпе могучую фигуру Штернберга. Взял его за руку и отвел к окну.
— Ну вот, Павел Карлович! Наше заседание закончилось быстрее. Скворцов-Степанов нам позвонил из Думы, что там Руднев собрал экстренное заседание, заклеймил петроградских узурпаторов, призвал объединиться вокруг незабвенного Александра Федоровича... И уже выбрали Комитет общественной безопасности. А у нас избрали партийный центр по руководству восстанием. Ну, вы знаете тех, кого намечали: Варвара Николаевна там, Пятницкий, Ярославский, я... Значит, все ясно. Уже посланы отряды солдат занять телеграф, почтамт, телефон и вокзалы. Аросев и Ведерников этим командуют. И назначен на вечер пленум Совета — выбирать военный ревком. К сожалению, будем приглашать меньшевиков и эсеров. Представляете ситуацию? В рудневском комитете меньшевики и эсеры, и в большевистском ревкоме меньшевики и эсеры... Не понимаю я, что из этого получится! Но мы думаем, что, пока будем выбирать, то да се, у нас в руках уже будет весь город. И спорить будет не о чем.
— Вашими устами... Вы все о Рудневе да Рудневе... А за этой эсеровской балаболкой стоит Рябцев. И я так считаю, что у него в городе тысяч пятнадцать — двадцать прекрасно обученных и вооруженных офицеров, юнкеров и солдат. Так что все еще впереди... Хорошо, что все наши силы в районах, а там не надо нам кооперироваться с меньшевиками да эсерами. Там везде есть ревкомы, и они из одних большевиков. Знаете, что надобно первым делом сделать, Василий Иванович? Уходить из «Дрездена»! Это идиотский слоеный пирог! Мы, большевики, внизу, на четвертом этаже — меньшевики, посередке — эсеры и вообще черт знает какая публика! Здесь невозможно держать центр восстания, мы как под стеклянным колпаком! И нас в любую минуту могут прихлопнуть, как куропаток!
— А куда же переезжать?
— Напротив, в Совет. Там больше телефонов, легче организовать охрану. И надо побеспокоиться, чтобы Рябцев не прислал своих представителей в Совет. С пулеметами...
— Это уже. Вызван к Совету самокатный батальон. Он весь большевистский. Вечером в Политехническом собирается пленум Совета. Все будем там, там все и порешим. Вы здесь остаетесь? Я сейчас на Киевский вокзал, у меня с собой автомобиль. Вам никуда не надо?