— Совсем они, черти, заспались, что ли! Пусть каждый час присылают связных. Передайте Файдышу — чтобы обязательно!
— Будет сделано!
Стало уже совсем светло. В расступившихся темно-серых тучах голубели просветы чистого неба. Москва была теперь отчетливо видна. В некоторых местах города подымались столбы дыма.
Батарея работала. Серые тела орудий откатывались назад, снаряды с визгом улетали, артиллеристы всматривались, выискивая в бинокли место разрыва. Штернберг не отрывался от бинокля, пока не убедился, что капитан действительно артиллерист опытный. Снаряды ложились точно в цель. Да и то сказать, эта цель была ясно обозначена высоким столбом черного дыма у самых Никитских ворот.
Уже два раза приезжал от Файдыша связной. Во второй раз привез конверт, на котором знакомой рукой Файдыша было написано: «Тов. Штернбергу! Очень срочно!»
В конверте была небольшая бумага. Зато с печатным бланком ВРК, адресом и даже исходящим номером — 137... На машинке был напечатан короткий приказ:
Штаб Военно-революционного комитета приказывает прекратить стрельбу по Никитским воротам и перенести огонь на Кремль.
Член Военно-революционного комитета Аросев.
Вторая подпись, за секретаря, была Штернбергу незнакома.
Штернберг подозвал командиров батареи.
— Поступил приказ из центрального ревкома. Очевидно, белые у Никитских ворот капитулировали. Приказывают перенести огонь на Кремль. Проверьте тщательней прицелы.
— А что тут проверять, профессор! Здесь можно бить даже прямой наводкой.
— По Кремлю? — с внезапным ужасом переспросил младший офицер. — Как, по самому Кремлю?
— А что? — с таким же внезапным раздражением и даже злостью сказал Штернберг. — От чего в ужас приходите? Священная древняя столица России — да? Еще один Бенингсен нашелся!..
— Это кто — Бенингсен? — толкнул в бок Гопиуса молодой красногвардеец. — Юнкер, да? Белый?..
— Был такой деятель, — меланхолично ответил Гопиус. — Повыше юнкера. Но безусловно — белый...
— Так вот, — снова с непонятным ему самому раздражением сказал Штернберг артиллерийскому капитану, — прямой наводкой бить по Кремлю не надо. Прямой наводкой вы просто снесете колокольню Ивана Великого. А она — не центр скопления неприятельских сил. Вести огонь строго прицельно. И не по церквам — их труднее всего отстраивать. И не по дворцу. Вы были в Кремле?
— Был, — угрюмо ответил капитан.
— Дворец, а юго-западней его Оружейная палата — не военные объекты. Проще всего целиться по куполам... Не надо! В Кремле есть один важный объект, подлежащий обстрелу, — арсенал. В панораму он должен быть достаточно хорошо виден. Поэтому я и прошу, чтобы вы сами, никому не передоверяя, вели прицел... Огонь вести с большими интервалами. Повторяю: очень тщательно, просто ювелирной наводкой. Не допускайте перелета снарядов на Красную площадь — там, возможно, уже наши. И на Неглинной, у Кутафьевой башни, тоже наши. Огонь вести, пока не получите моего распоряжения. Я сейчас уеду в штаб. Евгений Александрович, вы оставайтесь здесь. Дальше дам вам знать. Ах, надо, Женя, сегодня кончать!.. Авось к ночи они сдадутся!..
На Воробьевском шоссе женщины из грузовика снимали хлеб и закутанные в тряпье огромные чугуны — привезли еду воробьевскому отряду. Штернберг сел в кабину разгрузившейся машины и поехал в штаб. Ни один патруль не остановил их, ни один выстрел не прозвучал вслед. Да, Замоскворечье стало глубоким тылом.
В поляковском трактире было, как и прежде, шумно и надымленно. Штернберг подсел к столу, к Файдышу, разговаривающему по телефону.
— Дела как идут, Владимир Петрович?
Не отнимая трубки от уха, Файдыш стал рассказывать:
— Очень упорные бои... Главным образом на подступах к Кремлю. Наши уже на Никольской. Но продвигаются очень медленно, юнкера ведут с кремлевских стен страшнейший огонь.
— Мы здесь как бы в глубоком тылу... Тут нам ничто не угрожает. И наша главная задача, Владимир Петрович, формировать все новые отряды и направлять их туда, в Центр. Через Каменный мост, через Устьинский, а если будет потребность, то и через Краснохолмский... Вот сейчас этим и будем заниматься! Где же наш секретарь? Где Люся, товарищи?..