— Шумит. «Пся крев, говорит, чтобы я остался с этой былентой, служальцами пшеклента». Собирается подавать прошение об отставке.
— Фу-ть!..
— Ну, если я останусь, он пошумит-пошумит и вернется... Чтобы он не утратил самоуважения, поговорю с ним о вечной и святой науке, о необходимости сберечь ее от нечистых рук, от тупых чиновников... Прочитаю ему Брюсова: «А мы — мудрецы и поэты, хранители тайны и веры, унесем зажженные светы куда-то там — в катакомбы, в пещеры...» И потом, ему до заслуженного осталось совсем немного. Даст себя уговорить...
— А еще меня в цинизме и сволочизме упрекает!.. Цераский — мелкий, рядовой черт. А мефистофель настоящий — вы!.. Ну, в общем, спорить нам не о чем, решение может быть только одно — вы остаетесь. Скажу вам вот что: петербургское начальство решило разгромить Московский университет не от сознания своей силы, а оттого, что наложило в штаны от страха. После толстовских дел, после последних забастовок снова им почудился призрак пятого года. И правильно почудился! Теперь ясно, что ни черта у них не получилось с полным разгромом организаций и рабочего движения! Одна петербургская «Звезда» чего стоит! Все — впереди! И университетская обсерватория ах как еще пригодится! Вы думаете, мне приятен будет разговор о вас с Лебедевым? А никуда от этого разговора я не денусь! Вот то-то…
Глава V
МЕРТВЫЙ ПЕРЕУЛОК
ПЕПЕЛИЩЕ
Ну, вот оно. Поставлена точка. Все-таки удивительно устроен человек! Все, что он должен был сделать, сделал. Эта бумажка ничего не прибавляет и не изменяет в том повороте жизни, который он сам совершил. Обыкновенная канцелярская бумажка, напечатанная на машинке со знакомым шрифтом — на ней печатались все приглашения на университетский совет... А все-таки, когда Панин принес из канцелярии этот конверт, там, влево, в глубине, возникла эта знакомая колющая боль... Ну ничего! Вот эта бумажка, и в ней написано то, что он и хотел:
«Высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 28 февраля 1911 года, напечатанном в № 47 «Правительственного вестника» за текущий год, уволен от службы, согласно прошению, ординарный профессор императорского Московского университета, доктор физики, статский советник Лебедев».
С чего начинать? Освободить квартиру? Уехать поскорее из этого казенного дома? Но уезжать еще некуда, и он имеет не меньше месяца на то, чтобы подыскать себе квартиру и освободить эту...
Затрещал телефон. Никогда у него не было такой нагрузки, как в этот месяц. Телефонные барышни уже разговаривают с ним, как со старым знакомым... Лебедеву звонил Лазарев:
— Получили высочайший, Петр Николаевич?
— Да, только что Панин изволил принести. И вы получили?
— И я получил. Разрешите прибыть к вам?
— Ну, что вы так величественно! Я уже не ваш сюзерен. Король в отставке. И — даже в изгнании...
— Страшен сон... Так я сейчас приеду, извозчик уже меня ждет.
Лазарев неодобрительно оглядел домашнюю куртку Лебедева, его неподстриженную бороду, двухдневную щетину на щеках.
— Хотел вас предупредить, Петр Николаевич, чтобы вы никому не поручали искать квартиру.
— Это почему же?
— Этим мы с Александром Александровичем займемся.
— А чего это вас в квартирные агенты занесло? Думаете, более выгодная работа, чем быть приват-доцентом в университете?
— Университет — дело прошедшее. А мы будем смотреть в будущее. Я хочу вам сказать, да это и не секрет для вас, что мы вовсе не считаем лебедевскую лабораторию закрытой. Лебедевская лаборатория — это та лаборатория, которой руководит Лебедев. Эта лаборатория будет! Мы ее будем создавать.
— Кто это — мы?
— Ваши ученики, Петр Николаевич.
— А на какие это средства вы ее будете создавать? Как-то так получилось, что среди моих учеников нет миллионеров...