Тут Марфа замолчала, рукой махнула, словно несуществующего комара прогнала. Видимо, и ей сейчас не сильно хорошо. Васька-Извозчик от руля оторвался на секунду, глянул на нас:
— Ну что, девушки, и вас трясет?
И нас. Марфа уже два раза дочке перезванивала, та отвечала, что все нормально. Ну что с семилетки взять? Она разве углядит?
Дома за стеклом так и мелькали, а все равно казалось, что стоим на месте. Да еще снег посыпался, сухой, мелкий, противный — как стиральный порошок.
Васька радио крутанул, а оно молчит или гудит заунывно — никогда такого не было.
А тревога уже так жмет, что не выдохнуть, не сглотнуть. Значит, точно что-то случилось, такое, что сложно уладить.
Тут у меня сумка на коленях заурчала, мобильник проснулся. Я его хватаю, а там шум и треск, слова толком не разобрать. Хорошо еще, что это Дора, — она любой шум переорет:
— Леночка, ты можешь меня поздравить! Цирля уже начала котиться!
— Кто там? — шепчет Марфа, хотя разговор на всю машину слышно.
— Чего, у Доры кошка, что ли, нашлась? — выдыхает Васька и поворачивает под какой-то мост. Тут за последнее время столько всего понастроили, сложно запомнить.
— Прямо на кухне, там такой шкафчик на стене, ну она туда и залезла, там же теплее всего… Один сплошной черный, только хвост зелененький… И глинтвейн ей сразу принесли, я налила в пепельницу, ей туда поставила…
Дора сейчас курлычет не хуже, чем ее кошка. А тревога из нас все равно не уходит.
— А второй почти золотистый, видимо, в отца… Он еще не опушился толком, я не могу разобрать… Леночка, я совсем забыла… Тебе тут Евдокия просила сказать одну вещь, она сама не может, она сейчас занята….
Значит, с Жекой что-то стряслось, вот почему нас всех мутит сейчас. Может, мы Жеку-Евдокию подлатали плохо?
— Дора, что с ней? — кричу я, перебивая радио, которое ни с того ни с сего вдруг включилось. Всю дорогу молчало, а теперь вот…
— С ней все в порядке, хотя пудра облетела и синяк очень заметно. Тут Дусенькин мальчик, Гуня… Я попросила его под фонарями на стоянке посмотреть, а его все не было и не было, а Цирля уже нашлась, а он совсем потерялся…
— Гунька пропал, — поясняю я Марфе и Извозчику. Васька кривится — он не сильно любит, когда мирские в колдовство лезут. А Марфа беспокоится, хоть и не так сильно, как за дочку…
— Ничего он не пропал, не болтай ерунды, — возмущается в трубке Дора. — Мы его почти сразу нашли, его даже снегом не замело. Обычное огнестрельное, никто не понимает, почему… Ну лучше уж в нас, чем в мирских. Фельдшер его сразу оживил немножечко, он умеет…
Радио опять затихло. Сразу слышно стало, как снег об стекло сыплется. Утром тоже был снег, хоть и посимпатичнее. Как раз перед нашей свадьбой погода улеглась…
— Так Дуся просила тебе передать, чтобы ты пока билет не брала. Полетишь вместе с этим мальчиком, его надо еще немножко подживить, потому что сейчас все пока совсем плохо… Он же еще человек, у него все сложно. А твой Сеня, между прочим, сказал, что это на него охотились, он какие-то дела в своей семье не уладил. Так, Леночка, подожди, кажется, у меня Цирля рожает третьего… Ну это ж надо, он опять рыжий, в этого залетного отца.
Часть вторая
Яблочный Спас
Линять я начала прямо в самолете. Еще до взлета — тоже мне, «Боинг» нашелся, сперва рейс задержали, потом, уже на полосе, затормозили, включив обратно все огни и неизвестно зачем выдав пассажирам сок и минералку. Я у стюардессы оба стакана перехватываю, свой и Гунькин, а с языка само идет:
— Спасибо, Манечка, спасибо, милая…