Уильям Холланд
Московские сумерки
Лизе и Синде с любовью
Папа
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
При переводе и редактировании романа Уильяма Холланда «Московские сумерки» мы старались по возможности не отходить от авторского текста, несмотря на многочисленные неточности, допущенные автором. Это касается его знания Москвы (на Садовое кольцо выходит не Большая, а Малая Бронная улица, в саду «Аквариум» нет и никогда не было пруда – автор имеет в виду Патриаршьи пруды), некоторых деталей работы правоохранительных органов (исправительно-трудовые учреждения находятся в ведении не КГБ, а МВД; охрана у входа в здание КГБ не носит зеленых пограничных фуражек; автор путает функции разных подразделений Комитета – одни ведут следственную работу, наружное наблюдение осуществляют совсем другие), наконец, многих повседневных реалий советской жизни (в романе в три часа ночи рабочие спешат на метро, чтобы успеть к началу утренней смены; дядей Федей называют всех, у кого имя Федор, а отца зовут Николай).
Разумеется, читатель и сам без труда заметит эти и многие другие огрехи, однако мы сочли своим долгом предупредить о них.
Глава первая
МОСКВА
– 1 —
Среда, 18 января 1989 года,
3 часа ночи,
Ленинский проспект
Телефонный звонок все-таки разбудил Чантурия, хотя ему очень не хотелось просыпаться. Хрипы в голосе на другом конце провода могли быть и от помех на линии, и оттого, что говоривший тоже еще не совсем проснулся. Ведь ни один здравомыслящий человек не будет бодрствовать до трех часов ночи.
– Капитан Чантурия?
– Да.
– Говорит дежурный, капитан Новиков. Вы включены в следственную группу. Через пятнадцать минут за вами заедет лейтенант Орлов. Встречайте его у подъезда.
– Но сегодня не мое дежурство, – промямлил Чантурия. Он хоть и не совсем проснулся, но интуиция подсказывала ему, что хорошего от этого задания ждать не приходится.
– Считайте, что ваше. По личному приказу полковника Соколова.
– Ну… твою мать. Ладно, иду.
Он покосился на другую половину кровати. Там недавно лежала Таня, и от нагретого места все еще веяло теплом. Он нащупал выключатель, щелкнул им и несколько минут лежал, щурясь от яркого света. Затем поднялся и стал собираться.
На двери ванной висела небрежно накинутая Танина ночная рубашка, и он нечаянно задел ее. У нее были замашки настоящей принцессы: снятую одежду она бросала где попало, чтобы бедная служанка подбирала ее, хотя не было, нет и никогда не будет никакой служанки.
Орлов уже ждал в машине. Чантурия сбил снег с ботинок и плюхнулся рядом с ним на заднее сиденье «Волги».
– Выглядишь радостным в этот ранний час, товарищ капитан, – подначил Орлов, с иронической вежливостью называя Чантурия по званию – он был с ним на короткой ноге и обычно звал даже не по имени-отчеству – Серго Виссарионович, а просто Серго, если считал момент подходящим. Чантурия был ненамного старше Орлова, когда-то они ходили в одном звании. Орлов явно засиделся в лейтенантах, и Чантурия ждал, что тот вот-вот догонит его в продвижении по службе.
– Конечно, я радуюсь. Работа – это радость. Что там случилось?
– Совершенно дикая история. В ночное кооперативное кафе ворвалась какая-то банда. Заведение это на проспекте Мира. Порезали посетителей и подожгли кафешку.
– И по этому поводу полковник вытащил меня из постели? Что, вся милиция вымерла от скуки?
– Кажется, в кафе были иностранцы.
– А кто еще при наших нынешних ценах может ходить туда?
– Кооперативные воротилы. Рэкетиры…
– Ну эти-то, конечно…
Машина быстро набирала скорость по неочищенной от снега узкой дорожке вокруг дома Чантурия, стоявшего на Ленинском проспекте. Вокруг ни души. Даже Ленинский проспект, когда они вырулили на него, был совершенно пустынным. Не обращая внимания на толстый слой снега на мостовой и, конечно, на знаки ограничения скорости, шофер выжал 120 километров в час и погнал машину прямо по осевой линии к центру города. Чантурия следовало бы приказать лихачу снизить скорость, но он знал, что это пустая трата времени. У всех водителей свои правила движения, даже у шоферов КГБ.
Кооперативное кафе «Зайди – попробуй» находилось на первом этаже десятиэтажного каменного дома сталинских времен, угловатого, массивного и аляповатого. Тяжелая парадная дверь, сделанная из толстого дерева, что придавало входу особенно помпезный и внушительный вид, была распахнута настежь.
У двери их встретил капитан милиции. Он отдал честь, хотя они и были в штатской одежде. Его педантичная корректность и усмешка недвусмысленно свидетельствовали о презрении, питаемом этим милицейским сотрудником к представителям Комитета госбезопасности, Все милиционеры, с которыми сталкивался Чантурия, были убеждены, что кагэбэшники считают себя выше простых милицейских служак. По его мнению, в КГБ и на самом деле полагали, что так оно и есть. Он и сам так думал.
– Ну и что же мы здесь имеем, капитан? – спросил Чантурия.
– Убийство. Поджог. Следователь сейчас в зале. Я расскажу что смогу.
Капитан прошел в крохотную переднюю, в которой стоял маленький столик; за ним находилась раздевалка, оборудованная в тесном чулане.
– Нападавшие, их, как говорят, было пятеро, вошли через парадную дверь, – начал капитан, – перерезали телефонный провод. Здесь они ударили ножом администратора, – он показал на темные пятна на полу, по-видимому кровь пострадавшего. – Затем они прошли в зал, где набросились на посетителей. Это похоже на военную операцию.
Он повернулся и повел их через узкую прихожую в зал. Его и залом-то назвать было нельзя – низкая небольшая комната, где еле вмещались семь столиков. Языки копоти размазались по потолку. В помещении все еще чувствовался острый запах бензина и горелого мокрого тряпья. Стены, разукрашенные фресками на фривольные темы (они походили на сценки из кавказской жизни), поражали своим блеском и яркостью, за исключением тех мест, где пламя оставило завитки сажи.
Им навстречу вышел высокий человек в темно-синем костюме.
– Вы следователь? – спросил Чантурия.
– Да. Филин из прокуратуры.
Всклоченные светлые волосы Филина красноречиво свидетельствовали, что и его вытащили из постели. Воротничок рубашки был явно велик для его тощей жилистой шеи. Красный галстук свободно болтался на ней.
– Сколько было посетителей? – спросил Чантурия милиционера, явно игнорируя следователя.
– Всего, как выяснилось, пятнадцать.
– Здесь что, пожар был?
– Нападавшие облили мебель горючей смесью и подожгли.
– Довольно смело поступили. Но очень и очень неумно. А не обгорел ли кто-нибудь из них самих?
– Нам неизвестно.
– А жаль, – заметил Орлов. Такой неудачник мог обратиться за помощью в больницу – а это уже какой-то след.
– Сколько человек пострадало? – поинтересовался Чантурия.
– Четверо. В момент нападения обслуживающий персонал находился на кухне, – следователь показал через дверь в главном зале на другую дверь, в двух шагах от нее. – Увидев, что происходит, они забаррикадировались на кухне. Нападавшие не смогли взломать дверь, а как только занялся пожар, быстренько смылись.
– А сколько иностранцев было в числе этих пятнадцати?
– Шестеро. Немец, финн, трое японцев и еще один, – торопливо добавил он. – Пострадали трое. Двое японцев и…
– Еще один? Кого вы имеете в виду?
– Мы ничего о нем не знаем. У него нет никаких документов.
– Что?
Следователь только пожал плечами. В его обязанности не входило расследование дел, связанных с иностранцами. Пусть Комитет государственной безопасности печется об этом.
– Как серьезно они пострадали? – настойчиво спрашивал Чантурия. – Их увезли в больницу?
– Оба японца получили неглубокие порезы ладоней и рук, пытаясь защититься. В больнице им оказали необходимую помощь. А еще один лежит здесь, – он показал на бесформенный рулон из двух скатертей. – Мы не стали отправлять его до вашего приезда.