Выбрать главу

Анатолий допил чай. Байки о призраках он слышал каждый день: сидишь на этом самом месте, чаи гоняешь, а вокруг челноки друг друга стращают. И врут, конечно, порядком, но и правду говорят. Тут, в Метро, врать особо не нужно. Оно само любой твоей выдумки и страшнее, и изобретательнее.

В качалке уже ворочали железо человек двадцать. Толя снял свитер перед большим, треснувшим в нескольких местах и сильно помутневшим от времени зеркалом. Пригладил растрепанные каштановые волосы и бросил мимолетный взгляд на свое отражение. Из зазеркалья на него смотрел молодой человек с узким, скуластым лицом, густыми бровями вразлет, высоким, чистым лбом, тонко очерченным носом и сосредоточенным взглядом карих глаз. Чуть выше среднего роста, мускулистый и поджарый, он выглядел из-за бледности и худобы старше своих лет, как, впрочем, и большинство его выросших под землей сверстников.

Только Анатолий был поопытнее и многих взрослых. Ему уже не раз и не два приходилось участвовать в вылазках против наседавших красных, и из каждого боя он возвращался будто на год старше. На Войковской его после этих стычек зауважали. Если требовалось назначить кого-то старшим, начальство часто выбирало Анатолия: может и решение принять, и выполнить его всех заставить. А с анархистами как с волками: кого попало они слушаться не будут, тут надо быть прирожденным вожаком.

Серега, вооружившись гаечным ключом, трудился над очередным изобретением. Он сидел на корточках под затертым, склеенным во многих местах плакатом с изображением Эрнесто Че Гевары. Анатолий лично выменял этот плакат у заезжего челнока, пожертвовав неимоверным количеством патронов. Сначала хотел украсить им свою палатку, но плакат не влез, а складывать его или тем более обрезать было настоящим кощунством. В конце концов портрет бородача в берете был прикреплен к брезентовой стене качалки, а Толе пришлось объяснять друзьям, за что кубинец был удостоен такой чести. В итоге удалось добиться маленькой, но, без сомнения, важной победы: на команданте Эрнесто стали смотреть с уважением все постоянные посетители качалки.

Анатолий размялся, потянул было лежавшую на выложенном бело-розовой плиткой полу штангу с массивными колесами… И тут в качалку вошел Аршинов – коренастый мужик с невыразительным лицом общеармейского типа. На плечи у него, как бурка, была накинута замызганная офицерская шинель без погон и знаков отличия.

– Томский, срочно к Нестору… – кивнул он Толе.

Натягивая свитер, Анатолий слышал, как Аршинов перечисляет имена его друзей, тоже вызванных к Батьке. Все как на подбор – боевики. Похоже, утренним предчувствиям суждено было сбыться: намечалась серьезная диверсия. В воздухе запахло грозой.

Глава 2

Красный Никита

Анатолий, хоть и считался опытным бойцом, в палатке у Нестора раньше не бывал. Обычно диверсантов инструктировал Дед – бывший офицер-десантник, прошедший за время своей службы в российской армии несколько горячих точек. Однако неделю назад Дед пропал без вести. Старый головорез не боялся ни Бога, ни черта, и частенько отправлялся в прилегающие к Войковской туннели – вроде как исследовать их, а на самом деле просто щекотать себе нервы.

Уходил в свои экспедиции с трехдневным запасом еды, питья и махорки, чтобы потом докладывать Нестору о полезных находках и различных странностях, которые обнаруживал в бескрайних, неведомо для каких целей и кем сооруженных лабиринтах. Дед никогда не пропадал больше чем на четыре дня, поэтому на пятый на его поиски направили специальную группу. Отряд вернулся ни с чем, и Деда перестали ждать, определив в покойники. Анатолий подумал ненароком, а не для того ли его вызвали, чтобы предложить освободившуюся вакансию?

Штабная палатка была ярко освещена. В обычных каморках царил сумрак, лишь немногим дозволялось зажигать лампадки; но в жилище командующего Повстанческой армии был подведен ток со станционных генераторов.

Ширма популярного на Войковской – от безысходности – черного цвета разделяла палатку на две половины. В дальней находились личные апартаменты Батьки. Жил Нестор чуть богаче рядовых анархистов, но комфортным его жилье назвать было нельзя.

Весь интерьер состоял из раскладушки, продавленного кресла, обшарпанного, заваленного бумагами письменного стола, тумбочки, книжной полки и старого шифоньера. Добра, положим, больше, чем у Анатолия, но даже с кабинетом какого-нибудь аппаратчика с захолустной красной станции не сравнить.