Вот Лаврик был типичное дитя природы. Даже его квартира была похожа на тропическую хижину. Соломенные циновки на полу, пальмы в огромных кадках, аквариум с рыбами, похожими на сказочных чудовищ (Лаврентий этих уродцев искренне любил, у каждого было имя и собственные кулинарные пристрастия, досконально изученные въедливым хозяином). Низкий столик для чаепитий, разбросанные по полу подушки, картины из ракушек, цветастое покрывало на тахте.
Он позвонил и запросто пригласил в гости – словно мы были знакомы тысячу лет. Я сначала растерялась даже, поскольку мои романы обычно вписывались в стандартную схему ухаживаний.
– Тебя что-то смущает? – почувствовал мое замешательство Лаврентий. – Саш, приезжай, я приготовлю тебе блинчики с икрой.
Блинчики оказались пресноватыми лепешками, икра – тоже, разумеется, ненастоящей, вегетарианской. Сухой, мерзко-оранжевой, слишком соленой, липнущей к зубам, – уж не знаю, из чего она была сделана. Лаврентий принципиально не употреблял продуктов животного происхождения. Он был веганом – не только соблюдал диету, но и не носил кожаные и меховые вещи. Все его ботинки были заказаны в специальном веганском бутике в Берлине.
Зато после затянувшегося завтрака, в процессе которого Лаврик горячо рассказывал о своих вегетарианских убеждениях, мы переместились в спальню, на низкую твердую тахту, и…
…И это было началом помешательства, которое в итоге имело весьма неприятные материальные последствия. Но о материальном – чуть позже, сначала о духовном.
Моя влюбленность развивалась по законам геометрической прогрессии, и через какое-то время я уже гордо именовала ее «настоящая любовь».
Мы смотрели гринписовские клипы о массовом уничтожении тюленей, и я плакала, а Лаврентий гладил меня по голове. Он учил меня готовить вегетарианские пельмени – у меня, конечно, ничего не получалось, зато кулинарные опыты закончились восхитительным сексом на обеденном столе. Мы оба были с ног до головы перепачканы в муке, словно ритуальные куклы.
Я твердо решила отказаться от мяса. Было трудно, еще как. Но каждый раз, когда моя рука воровато тянулась к кусочку колбаски, я вспоминала голубые глаза Лаврентия, светящиеся изнутри.
Мы не были знакомы и двух недель, когда я приняла эпохальное решение: хочу внести свою лепту в бессмысленную борьбу с мировой несправедливостью. И если я больше не питаюсь трупами, то с какой стати должна носить трупы на себе?
Так пришел последний час моей шубы, к обладанию которой я стремилась два сезона, экономя на чем только можно. Роскошный халат из меха норки цвета «черный бриллиант», в свое время он обошелся мне в целое состояние.
Шубу мы решили похоронить.
Лаврик одолжил у приятеля жигуленок, на котором мы отправились в безлюдный пригородный лесок, где и должен был состояться ритуал торжественного захоронения.
Не буду рассказывать, какого труда стоило нам расковырять мерзлую землю, чтобы получилась более-менее внушительная яма. Наверное, никогда в жизни я не тратила столько калорий одномоментно. В последний раз проведя ладонью по нежному, гладкому меху, я чувствовала себя опустошенной и разбитой, словно и впрямь прощалась с некогда любимым существом. Лаврентий вежливо отошел на несколько шагов, позволив мне наедине насладиться последними минутами шубообладания. В какой-то момент рациональная мысль жалобно пищащим комариком ужалила меня в самое сердце: что же ты творишь, идиотка?!
– Саша, если ты еще не готова, не надо себя насиловать, – тихо сказал Лаврентий, – намерение – это уже половина дела.
– Я уже все решила, – печально покачала головой я, – а кто сказал, что бороться с мировой несправедливостью – легко?
Не глядя я швырнула шубу на дно ямы и бросила в нее первую горсть земли.
– Ты у меня прелесть, – Лаврентий притянул меня к себе и поцеловал в макушку, – самая лучшая девушка на свете.
На следующий день я, естественно, рассказала о кладбищенском приключении Лерке. Та пришла в ужас.
– Ты с ума сошла?! Что ты натворила?! Скажи немедленно, где находится эта так называемая могила, надо немедленно шубу откопать!
Я предвидела такую реакцию. С философским спокойствием улыбнувшись, пожала плечами.
– Лер, я и сама не помню, где мы ее зарыли. Машину вел Лаврик, было темно… Да и к лучшему это. Я специально старалась не запоминать дорогу, чтобы не было искушения.
– Дура, дура, дура, – стонала Лерка, – лучше бы продала ее мне. Это же шуба моей мечты, а ты так с ней поступила.
– Это была шуба и моей мечты, – призналась я, – но мужчина мечты дороже, ты не согласна?