Людей все больше и больше. Они улыбаются, приветствуют, обнимаются, показывают кровоподтеки от ударов омоновских дубинок. Все больше белых флагов.
Трофейные машины начинают наполняться добровольцами. Грузовики с порванным брезентовым верхом и разбитыми стеклами кабин, автобусы, наполненные молодежью, опьяненной воображаемой победой, разъезжают без всякого порядка.
Подожгли легковой автомобиль. Подъезжает пожарная машина тушить пожар, ее захватывают.
Толпа начинает поджигать все подряд. На ходу разбивает машины.
В ушах стоит крик:
– Давай, давай!
Толпа не может успокоиться. Люди объединяются в крике:
– Давай! Давай!
Такое происходит только в кино. О таком пишут на первых страницах газет. Такое бывает с кем-нибудь еще, но не с нами. Я прикусываю губу, отказываясь думать о неизбежном. У русского каждый день – апокалипсис. Добро пожаловать на наше представление.
Раздаются крики:
– Сливай бензин с грузовиков! Делайте бутылки с зажигательной смесью!
Сотни разгорячённых людей, в основном молодых, вооружённых кольями, обрезками арматуры, камнями, сметают полицейские оцепления и врываются в здания. Внутри толпа всё крушит, бьет стекла, выбрасывает из окон папки с документами.
Огромная толпа движется по широкой улице. Лица, на которых только злоба и агрессия, переполняются решимостью. Идущие выкрикивают лозунги и песни, соединяя их с ругательствами. А я стою, как дурак, и не понимаю, что происходит.
Я не знаю, что делать, поэтому ничего не делаю.
Редкие люди, идущие навстречу, разбегаются в разные стороны. Встреча с такой процессией не предвещает ничего хорошего.
Толпа вваливается в большой магазин, расположенный на углу. Под звон стекол начинают вытаскивать из помещения мешки и коробки. Один из мародеров, сгибаясь под тяжестью, вытаскивает огромный мешок. Споткнувшись, падает. Вокруг смеются.
Я мог бы легко это сделать. Потому что это странно.
Горит несколько машин, дым клубами идет из разграбленных магазинов, а погромщики двигаются к новым целям. Это хороший день для грабежей и поджогов. Человек глуп на столько, что поднявшись, неизбежно спускается обратно.
На другой стороне улицы раздается взрыв. Меньше чем за улицу войну не ведут.
«Нужно выбираться, – приказываю я себе. – Это важнее всего».
Я стараюсь не попадать в потенциально опасные ситуации. Избегаю переулков, скверов и прочих пустынных мест. Никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни. Я понимаю, что уже ничего не исправить. Хуже некуда. Тысячи людей вокруг оказываются способны на невозможное.
В результате такого опыта внутренний мир начинает меняться. Мне кажется, что моя жизнь напоминает массовую аварию на переполненном шоссе.
Вдруг какой-то шум. Сбоку, в переулке несколько молодых людей кричат и машут палками. Дерутся. Мне становится неуютно, страшно. Я ускоряю шаг.
Всем чего-то хочется, все чего-то ищут. Желание превыше всего. Иногда людям удается уничтожать друг друга более радикально, например, убивать.
Пока я в унынии терзал себя тревогами и предчувствиями, народ восстал. Это видно. Предстоит ужас войны. Я это вижу и чувствую.
Подростки начинают крушить машины и окна зданий, ведь стекла существуют для того, чтобы их били. Обычные люди прячутся в подъездах, но они никого не интересуют, но вот подвернувшемуся автобусу и магазинам не позавидуешь, парни прыгают по крышам машин, автобус остается без единого стекла.
Это настоящий рай для вандалов. Я смотрю на разлетающиеся одну за другой витрины, поваленные стойки с фруктами и овощами, опрокинутые стулья и столики летних кафе.
По-летнему цветасто одетая молодежь бегает вокруг меня, и я слышу радостные крики. Юноши ходят по крышам автомобилей, пританцовывая. Бросают бутылки в заднее стекло троллейбуса. Разбивают стекла в автомобиле. Автомобиль загорается. Я слышу взрыв. Клубы черного дыма.
Масса людей двигается вокруг меня. Я понимаю, что бежать некуда и, как загнанный зверек, верчу головой по сторонам. Некогда размышлять. Угроза для одних. Надежда для других.
Мир поразительно прост, достаточно понять механизмы, которые им управляют. Рядом слышится сдавленный плач. Я не знаю, кто это плачет.
Я глубоко вдыхаю. Я – жив, а это главное. Один – ноль. Теперь я это чувствую.
Мы не ждем ничего. Мы не плачем, стоя над пропастью. Мы слишком мудры, чтобы плакать. И слишком благоразумны, чтобы сорваться с обрыва.
Это только начало. Я чувствую. Неужели действительно потребовалось так много времени, чтобы дойти до этого?
Меня не покидает странное чувство, будто кто-то наблюдает за мной. Фиксирует каждое движение.