И тут Менетий, конечно, сделал то, чего не должен был делать ни при каких обстоятельствах. Он встал и хлопнул дверью! То есть, естественно, не хлопнул, нет. Встал, извинился перед Президентом, поклонился всем присутствующим и, не дожидаясь разрешения, покинул зал. Комок стоял у него в горле. Он чувствовал, что способен сейчас вернуться и начистить министру здравоохранения харю! А этого делать, конечно, не следовало!
А сейчас, в снежный полдень двадцать первого декабря, Менетий вспомнил о сыне. Филомела настоятельно просила его присматривать за Патроклом. Сегодня время у него было, и потому Менетий решил наведаться к сыну домой. Он знал, что Патрокл нынче дома. У него случилась какая-то там личная драма, и, к вящему удовольствию отца, он большую часть своего свободного времени стал проводить с книгой в руках.
Огромный деревянный дом стоял под снегопадом притихший и насупленный. Менетий поднялся по лестнице в комнату Патрокла. Тот полулежал на диване у окна, укрывшись пледом.
Сынок, привет, сказал Менетий, чем занят? Как твое самочувствие? Филомела говорила, что у тебя какие-то проблемы с внутренними органами? Что, так и сказала? Патрокл обернулся к отцу и смотрел на него с загадочной полуулыбкой. Ну да, кивнул Менетий, присаживаясь на уголок кресла, так и сказала. Так что, съездим к моим знакомым в больницу? Там хорошие специалисты.
Да нет, отец, сказал Патрокл, тут врачи будут бессильны. А в чем дело, забеспокоился полковник, что случилось, что-то плохо? Наоборот, усмехнулся Патрокл, все очень хорошо! Ты меня заинтриговал, сказал Менетий, но если пока все очень хорошо, я пойду, дружок, переоденусь, приму душ и пожарю мясо птицы! Не поедем же мы с тобой ужинать в Москву на ночь глядя, да еще и в такую погоду?! По-моему, это будет глупо, сынок, не находишь?!
Конечно, глупо, отец, усмехнулся Патрокл, давай, действительно, поужинаем дома, а потом пройдем с тобой к реке погуляем… А затем, улыбнулся Менетий, откроем с тобой бутылочку вина и будем смотреть телевизор, как будто бы мы нормальная московская семья! Точно, сказал Патрокл, давай так и сделаем!
Часам к восьми, поужинав, они вышли во двор. Снег прекратился, небо очистилось, и на них сверху смотрели высокие крупные звезды. Отец и сын спустились вниз к реке. Морозы последних недель одели речку в ледяной панцирь. Снежная поверхность ее серебрилась под луной, и они минут двадцать стояли, очарованные этой красотой и покоем.
Внезапно Патрокл почувствовал себя хуже. Пойдем домой, отец, сказал он, пойдем уже. Давай еще погуляем, заупрямился Менетий, дойдем до дальней рощи и тогда уже вернемся домой. Погляди, сынок, мы же с тобой среди этой красоты, как два Тургенева! Как три Тургенева, неясно выразился Патрокл, постоял немного, подумал. Нет, отец, сказал он наконец слабым голосом, я возвращаюсь, затем неловко повернулся на тропе, потерял сознание и упал лицом в снег. Менетий подхватил сына на руки и понес в дом.
Оказавшись в доме, он положил Патрокла на диван. Тот зашевелился, к нему вернулось сознание. Менетий стал раздевать его и обнаружил, что джинсы у сына насквозь мокры. Что это, сына, спросил он с горечью, ты снова употреблял кокаин? Как ты мог?! Ты же обещал мне больше никогда так не поступать! Да, ты употреблял его, а когда ты его употребляешь, то не можешь уже чувствовать позывов! Ты грязный конченый кокаинист, Патрокл, ты снова употреблял кокс и теперь обоссался!
Нет, отец, грустно сказал Патрокл, я не конченый кокаинист, и я не обоссался! Со мной такое раньше случалось, спорить не буду, но не сейчас, только не сейчас! Но что, что с тобой сейчас, вскричал полковник! Все просто, отец, с грустной улыбкой признался юноша, ровно минуту назад у меня отошли околоплодные воды! Ахиллес — мой мальчик, мой шалопай и моя радость — просится в мир, Ахиллес идет в Москву головкой вперед!
Менетий только сейчас заметил, как пульсирует вздувшийся живот его сына! Он на минуту закрыл глаза, чтобы прийти в себя и осознать сказанное сыном, потом, открыв их, посмотрел в окно. Там, в прозрачном московском небе, летел самолет, за которым торжественней фаты невесты и легче пыльцы весеннего мотылька падал густой кокаиновый шлейф.
Ахиллес и Черепаха
Двадцать пятого декабря утром Ахиллес проснулся раньше Патрокла, и, покуда Патрокл спал, наколол дров и наносил воды из речки. Зачем он это все делает, ведь в доме есть и водопровод, и газовое отопление, Ахиллес не мог бы сказать и под пытками, просто нужно было куда-то девать свою молодецкую удаль. Ему исполнилось три с половиной дня, но ростом он уже был выше Патрокла, да и выглядел постарше и посильней. От стремительности роста этого молодого организма по всему дому, да и по двору, стоял хруст удлиняющихся костей и формирующегося скелета. Дед Ахиллеса, полковник Менетий, не выдержал этого зрелища и сбежал в Златоглавую подальше, как он сказал, от первобытного ужаса.