Петр промолчал.
– Ты хоть знаешь, кто такой Мартин?
– Кто?
– Двоюродный племянник Виктории.
– Алконавт. О чем здесь говорить?
– Нет, ты употребляешь не те слова. Но это долго, пожалуй, объяснять. А что тебя беспокоит в этой истории?
– Почти ничего. Петухову не могу дозвонится. Кэпу, который привозил и отвозил эту троицу.
– И не звони.
– О чем ты? Разве ты его знаешь?
– Нет. Зарезали твоего кэпа. До смерти или нет, не представляю. Но… в реанимации.
– Ты… откуда взяла?
– Я от знакомых сейчас. Им и сообщили. По телефону.
– Что же теперь будет, Римуля? Ведь начнется расследование.
«Ага, – подумала про себя жена, – вот я уже и Римуля. Здорово же ты струхнул, парень». Подумала, впрочем, без всякого злорадства. А муж уже вскочил на ноги, подошел к столику у окна и налил в стакан коньяку.
– Легко ведь установят, – продолжал он, – что у последнего он был у меня. А может, Римма, может… это… связано? Вдруг эти трое… Они же его и… Да ведь тогда дисциплинарное взыскание – это мелочь.
– Ах, как же ты прав, Петр Степанович Никонов. Как же ты в данном случае прав. Но не точен. Может оказаться так, что в данном конкретном деле дисциплинарное взыскание – это меньше чем мелочь. Это ничто.
– Что же будет, Римма?
– Что будет в точности, того мне знать не дано, как ты понимаешь. А предположить я могу и такое: после Мартина мы все можем быть уничтожены. Все сразу или по очереди, этого я, опять-таки, сказать тебе не могу. Ну что, не жалеешь, что женился на мне?
– …И с этого момента, – говорила Виктория по телефону Валентине, – Никонову поздно раздумывать, правильно ли он поступил, женившись на Римме. Я сама, своим идиотским поручением, сделала его настоящим, можно сказать, неотъемлемым членом семьи. Как ты не вовремя закрутила с этим… как его…
– Алексом, Виктория Николаевна.
– А, ну да. Куда же это все идет, Валечка? И когда уже мужики угомонятся? Что наши, что другие.
– Алекс как-то связан с этим делом. Он скоро должен быть у меня. Если хотите, то пусть Петр Степанович подъедет ко мне. Здесь он может поговорить с Алексом и что-то для себя выяснить. Может быть, все еще поправимо.
– Нет уж, Валентина. Хватит с нас Петров Степановичей. И все, конечно, поправимо. Кроме глупости и смерти. С этим всем пусть уж другие разбираются. А нам свое бы сохранить. А ты вот что, Валя, ты от нас-то не отбивайся.
– Этого нет, Виктория Николаевна. И быть не может.
– Ты ведь для нас как член семьи. А если что в прошлом с моей стороны неправильно было…
– Перестань, Вика. Я не слушаю.
– …то это лишь по любви. Ты не думай, что я только от испуга к тебе кинулась. Я ведь давно хотела восстановить… Чтобы все, как прежде. А ведь ты знаешь, что ты для Риммы… И почему вы так отдалились друг от дружки? Ну, Бог милостив, еще все будем живы-здоровы, пронесется-развеется, Валечка, верь старухе. А кто старое помянет… А ты бы переезжала на лето к нам. А может, и прямо сейчас? Повидайся со всеми – и к нам.
– Тьма и мрак сгустились над Эльсинором, – нараспев, внезапно повеселевшим голосом, продекламировала Валентина. – Приеду, передай Римме, чтобы ждала. Сегодня в ночь или завтра утром.
14
– Ты знаешь, что такое Дирекция по Эксплуатации Высотных Зданий? – так начал свою речь «хорёк», когда они с Алексом снова оказались в квартире Марло. – Причем, заметь, все слова с заглавной буквы.
– Давай знакомиться, что ли. А то мы с тобой никак не расстанемся, – сказал Алекс, усаживаясь в кресло около столика, на котором стоял простенький, то есть одного из первых выпусков, персональный компьютер. – Зовут меня Алекс. А по профессии я научный работник. Что-то в этом роде.
– А по батюшке? Батькович?
– Можно хоть и так. Я круглый сирота с детства.
– Ну, Батькович, резину не надо тянуть. Она у меня и так вся перетянута. Знакомиться, значит, говоришь? Ну, добре. Виталий Емельянович Карнаухов.
– Виталий, вот ты и скажи, что ты тут делал, когда меня оглушил и затащил?
– Не прыгай, Алекс, куда Макар телят не имел. Рассупонься. Я ведь, когда ты меня развязал, мог сканать. Там, в холле-то. По суслам, и будь здрав.
– Чего ж не сканал?
– А пустое это для меня теперь – бегать. Я, как поручение получил, так уж это понял. Только я думал, они деликатность хоть какую проявят. Ну там, сколько-то ден теребить не будут. А я бы за это время кого-чего надумал бы. А они вишь, как взялись. Вынь да положь Карнауха на брюхо.
– А что я?
– А это мы еще поглядим, как оно и зачем. Я, к примеру, человек обреченный.
– Так уж ложись и помирай?
– Не, зачем же? Я в нелегалку ухожу, понял?