Гринева — А что ты всё-таки скажешь мужу Свиридовой?
Кружкова — Я не судья. Я сама потерпевшая. Попрошу его помочь жене, если она в чём отстаёт.
Гринева — А тебе он не мог помочь?
Кружкова — Пытался, но не так.
(Входит Виктор.)
Гринева — А, студент!
Виктор — Почти нет. (Бросил книги на стоя.) Последний экзамен сдал.
Гринева — Поздравляю.
Виктор — Ещё диплом, Ирина!
Гринева — Ты хоть бы поздоровался с незнакомой девушкой.
Виктор — Я знаком. Виктор Гринев. Я вас знаю. Был доверенным лицом по вашей кандидатуре.
Гринева (испуганно) — А чайник-то, наверно, перекипел. (Ушла. Виктор и Кружкова некоторое время молчат, подыскивая тему для разговора.)
Кружкова — Какой же диплом у вас?
Виктор — «Настоящее и будущее Москвы».
Кружкова — Красивая тема.
Виктор — Увлекательная. Вы знаете, Анна Сергеевна, мне снится она!
Кружкова — Кто?
Виктор — Москва… Воздушная, золотая, пронизанная голубизной.
Кружкова — Счастливый вы, Виктор, институт заканчиваете.
Виктор — Я счастливый? А вы?!
Кружкова — Я только месяц назад девятый класс вечерней школы окончила.
Виктор — Я не о том….
Кружкова — А о чём же ещё?
(Звонок. Виктор уходит открывать дверь. Возвращается вместе с Фёдором Степановичем Гриневым. Из кухни приходит Гринева.)
Гринев — Принимай гостя, дочь. Алексей дома?
Гринева — Садись, отец, чай будем пить.
Гринев — Погорячей бы чего-нибудь…
Гринева — Сегодня не праздник.
Гринев — Это правильно, будни. (Виктору.) У тебя-то что, дипломат?
Виктор — Не дипломат, а дипломант.
Гринев — Всё одно — на ассамблее дипломаты, в районе тоже дипломаты. Дома — тоже дипломаты. Разговоры одни.
Гринева — Чем ты недоволен?
Гринев — А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход?
Гринева — Пустят, обожди немного.
Гринев — Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду.
Гринева — Куда, куда?
Гринев — В министерство блюстиции.
Виктор — Изобретаешь, отец.
Гринев — Твоё дело — слушать. Сказал блюстиции, — значит, так оно и есть. Блюсти советские законы надо. (Кружковой.) Вот напишу тебе жалобу, депутат, что будешь делать?
Кружкова — Напишите, займёмся.
Гринев — Всё занимаются, а дела ни с места. (Гриневой.) Алексей-то где?
Гринева — В министерстве или в главке.
Гринев — Заседают? Никак до текущих дел не доберутся.
Гринева — Хватит ворчать, отец… Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет.
Гринев — В глубь веков? Нет, чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков ещё у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь?
Виктор — Про Москву пишу.
Гринев — Раз про Москву, без меня не обойдёшься. Москва без меня — что я без Москвы. Весь век друг за друга держимся. Что ж ты напишешь?
Виктор — О том, какая она сейчас есть, какой будет. Как люди будут жить в Москве.
Гринев — А тебе, что ли, известно?
Виктор — Известно.
Гринев — Завирает молодое поколение.
Виктор — Ты вот уже и сейчас Тверскую не узнаешь? А какой она станет?! На девять километров от Красной площади сплошь подымутся фронтоны величественных зданий. Новый Арбат, как стрела, врежется в Можайское шоссе.
Гринев — Врежется?
Виктор — Как стрела.
Гринев — Ну, врезай дальше.
Виктор — А вот всего через несколько лет здесь, под нами, набережные Москвы-реки превратятся в прекрасные прогулочные магистрали столицы.
Гринев — Говоришь ты плохо.
Виктор — Почему?
Гринев — Прогулочные магистрали… Будто специально для прогульщиков…
Виктор — Не придирайся, отец. Ты представь себе. Весна, тёплый вечер. Шелестят листья над рекой. Девушки идут в ярких, как весенний луг, платьях…
Гринев — Платьев не будет.
Виктор — То есть как не будет?
Гринев — А так, не будет! В чертежах твои девушки будут ходить, из синей кальки с белыми пунктирчиками блузки шить будут. Не делают ведь наш электрогравировальный станок. Маринуют. А станок — не гриб, он не любит, когда его маринуют. Где Алексей? С ним переговорю.
Гринева — Он вам не поможет. У него государственный заказ.
Гринев — А я что, для частника-кустаря стараюсь? (Жест в сторону Виктора.) Вот он, дипломат, о новой Москве рассказывает. Каменщики дома на Можайке строят. Котельщики мосты на Яузе клепают. А я что? Я тоже хочу свой кирпич положить.
Виктор (сестре) — Отец прав. Не понимаю! Да за такое дело двумя руками ухватиться надо. Почему Алексей не поможет отцу? Хотя бы поинтересовался немного.
Гринева — Это — не твоё дело.
Виктор — И ты бюрократкой становишься?
Гринев — Понять этого не можете. Да если б товарищ Сталин знал, он бы лично приказал выполнить всё, что товарищи Горбенко и Гринев придумали. (Кружковой.) Чтосмеёшься? Лауреатов бы дал. Как пить дать! Молчишь, депутат? Доложи правительству.
Кружкова — Доложу.
Гринев — Будут с тобой считаться?
Кружкова — Будут.
Гринев — Сей момент! (Гриневой.) Расскажи обо всём Алексею.
Гринева — Пойми, отец, ты родня ему. Нельзя такие дела по-родственному решать.
Гринев — Слушайте, что она говорит?! Бюрократизм, значит, и равнодушие — можно по-родственному. Это разрешается? По-родственному? Да у нас теперь вся земля родственная. Понять этого не можешь, предфабком! (Собрался уходить.) Ладно, пойду я. (Гриневой.) Но если ты (Кружковой) и ты такое дело в землю зароете, я товарищу Сталину напишу и про тебя, Ирина, и про тебя, слуга народа, про всё ваше районное начальство, — тут уж я разберусь, кто мне родственник, а кто посторонний. Спасибо за компанию. (Ушел, не прощаясь.)
Виктор — Довели человека! Дочь, называется!
Гринева — Молчи уж ты!
Виктор — Отец прав.
Гринева — Не рассуждай. Догони отца лучше. Знаешь ведь, что он в таком настроении сделает, ещё милиционера какого с поста сшибёт.
Виктор — На самом деле, пойду. (Кружковой.) До свидания… Жаль, что не вместе… А может быть, по пути?
Гринева — Анна у нас в гостях.
Кружкова — Мне пора. Завтра в первую смену. Идёмте, Виктор. (Прощается с Гриневой. Быстро уходят. Гринева выходит на балкон, смотрит вниз, затем возвращается к столу. Заглянула в пустой чайник, пошла в кухню с чайником. Вернулась. Села за стол, читает газету. Открывается дверь, входит Потапов. Гринева не слышит. Потапов подходит к Гриневой и целует её в висок. Гринева поднялась.)
Гринева — Алёшенька!
Потапов — Испугалась?
Гринева — Читала…
Потапов — Легла бы отдохнуть… Устала ведь?
Гринева — Тебя хотела дождаться.
Потапов — Может, соскучилась?
Гринева — Я всегда по тебе скучаю, Алёша.