За столом, на месте Гриневой, сидит Анна Кружкова. Перед ней демобилизованный офицер Свиридов. Он в кителе, с орденскими ленточками, но без погон.
Свиридов — Мг… Так вот я и не понимаю, товарищ депутат, зачем вы меня вызвали? Мне, конечно, лестно быть, у депутата, познакомиться, так сказать… Но я вам напоминаю, квартира у меня имеется, не дворец, но вполне… На работу я выхожу, тут задержки нет, рогаток не ставят, к демобилизованным у нас в районе относятся доброжелательно. Так что повода…
Кружкова — Почему вы хотите уйти от вашей жены, товарищ Свиридов?
Свиридов — Не понимаю, товарищ депутат!
Кружкова — Разве я не ясно говорю?
Свиридов — Вполне… Даже слишком… Она приходила к вам?
Кружкова — Приходила.
Свиридов (приподнимаясь и снова присаживаясь) — Товарищ депутат, к сожалению, я не располагаю свободным временем… Мне, конечно, приятно было познакомиться с вами, хотя я за вас не голосовал, товарищ Кружкова.
Кружкова — За кого же вы голосовали?
Свиридов — В зоне, за генерал-полковника, дважды Героя Советского Союза…
Кружкова — Вы его уважали?
Свиридов — Вполне.
Кружкова — И если б он разговаривал с вами по этому вопросу, вы бы так же себя держали, как сейчас, или слушали его и старались понять, о чём с вами говорят?
Свиридов (усмехнулся) — Так то ж генерал-полковник.
Кружкова — Вы привыкли к погонам?
Свиридов — За пять лет? Вполне!
Кружкова — А я думаю, товарищ Свиридов, что вы не привыкли ни к погонам, ни к своему офицерскому званию.
Свиридов — Я и сейчас офицер запаса!
Кружкова — Вам этого запаса не надолго хватит.
Свиридов (подымаясь) — Как-нибудь…
Кружкова (хлопнула ладонью по столу. Поднялась) — Сядьте, Свиридов! Не как-нибудь. (Свиридов сел.) Ничему вы не научились в армии. Где это вас, в какой армии учили оскорбить жену, бросить её с двумя детьми…
Свиридов — Да я ж ещё не бросил… Я культурно хотел, через «Вечорку»…
Кружкова — Отстала от вас? Вы от неё отстали! Она одна из лучших стахановок нашего комбината!
Свиридов — Так я ж против этого не возражаю. Лучшая. Вполне. Если б я уходил от худшей, мне б было стыдно. А от лучшей? Не достоин её.
Кружкова — Да, пожалуй, недостойны.
Свиридов — Вот и я ж говорю. Недостоин. И всё. Вполне! И вообще это — наше личное дело. Возьму и уйду. Что вы со мной сделаете?
Кружкова — Ничего… Генералу вашему напишу… в зону.
Свиридов (забеспокоился) — Нет уж, генерала вы не троньте. Он мне лично два ордена вручал. Говорил, что достоин… Не к чему его волновать. Дело это семейное… Сегодня разошлись — завтра сошлись. Диалектика природы, товарищ депутат!
Кружкова — Бы диалектику приберегите для другого случая. А вам я даю совет: вернитесь в семью!
Свиридов — Я не уходил, пока…
Кружкова — Тем более… Отстала, неровня… Присмотритесь к жене, Свиридов Она у вас прекрасный человек. Впрочем, далеко не надо ходить. (Подходит к фотовитрине стахановцев.) Узнаёте? (Свиридов подходит тоже.) Похожа?
Свиридов — Вполне.
Кружкова — А знаете, что она скоро будет делать. (Показывая на яркий красивый материал.) Тут у нас новый станок появляется и новая ткань. Только ей доверяем! Ребята у вас в школе учатся?
Свиридов — Старший во второй класс перешёл. Младшему через год идти.
Кружкова — На вас или на неё похожи?
Свиридов — На меня. Особенно старший!
Кружкова — Ответственное сходство! Надо, чтоб не жалели они об этом.
Свиридов — Да уж не пожалеют… Понимаю вас…
Кружкова — Вот я только этого и хочу…
(Входит Гринева.)
Гринева — Здравствуйте.
Кружкова — Здравствуйте, Ирина Фёдоровна. Познакомьтесь, это товарищ Свиридов.
Гринева (подчёркнуто изумлённо) — Свиридов?! Очень, очень рада! (Подаёт руку Свиридову, тот недоуменно протягивает свою.)
Свиридов — А-а, собственно, почему вы рады?
Гринева — Как же? Она лучшая стахановка у нас. Мы гордимся ею… А вы?
Свиридов — Я… я тоже. (Стоит растерянный.)
Кружкова — Я тут, Ирина Фёдоровна, товарищу Свиридову рассказываю, какую ткань его жена производить будет.
Свиридов (пробует пальцами) — Почище заграничной. Непрочный у них товар… Я Зине привёз — солдатский подарок, — рассыпался… Н-да. (Молчание. Кружкова отходит от выставки. Гринева идёт на своё место. Свиридов, чувствуя, что разговор как будто кончен, хочет уйти, но что-то он ещё не досказал.)
Кружкова — Я думаю, что всё ясно, товарищ Свиридов?
Свиридов — Ещё бы! Вполне. Разрешите идти, товарищ депутат?
Кружкова — Конечно… Ведь мы поняли друг друга?
Свиридов — Ещё бы, товарищ депутат. Вполне. До свидания. (Ушёл.)
Гринева — Ты делаешь успехи. Может, к тебе Кривошеина вызвать?
Кружкова — Нет, Ирина Фёдоровна, то — другое! (Присела на диван.) А ведь он, в сущности, неплохой человек.
Гринева — Кривошеин?
Кружкова — Что вы, Ирина Фёдоровна! Свиридов… Напустил на себя грубость, развязность, вначале, правда… Вот если бы он мог также понять…
Гринева (прищурясь) — Свиридов?
Кружкова — Да нет же, Ирина Фёдоровна! Кривошеин… Теперь ему трудно… Дороги отрезаны.
Гринева — По-моему, не все. Депутат должен знакомиться с бытом своих избирателей.
Кружкова — Что вы?! Он не поймёт.
Гринева — Он же с высшим образованием!
Кружкова — Не тот предмет…
(Входят Полозова и Северова. Гринева и Кружкова подымаются им навстречу.)
Полозова — Здравствуй, Аня. Здравствуй, Ирина.
Кружкова — Здравствуйте, Нина Ивановна. (Здороваются.)
Полозова (подошла к новым тканям) — Хорош матерьял! Ох, иоденемся же мы, бабоньки, с вами! Хорош матерьял! Подай-ка, Аня! (Кружкова подходит. Полозова ловко, профессиональным движе-нием ткачихи выхватывает кусок материи и прикинула его к Кружковой.) Хорошаневеста! Хочу видеть тебя на твоей свадьбе в таком платье!
Северова — Не состарилась бы она к тому времени.
Полозова — Что так?
Северова — Всё то же…
Полозова (Гриневой; неожиданно.) — Затруднительное у тебя положение. С одной стороны, муж, с другой — интересы производства. Как решить?
Гринева — У тебя хотела спросить.
Полозова — А сама?
Гринева (уклончиво) — Сама потом…
Полозова (села на место Гриневой; ко всем). — А может, Потапов прав? Ведь он хороший хозяйственник! Может, ему видней. Как, Ольга?
Северова (смотря на Гриневу) — Понимаешь… У него есть одна опасность… А впрочем…
Полозова — Подожди, не уходи от прямого разговора… Ирина — взрослый человек. Говори, что тебе кажется?
Северова — Это, в общем, трудно объяснить. Он становится только хозяйственником. Теряет черты коммуниста. Делягой становится. Выключает себя из общего потока.