26 декабря 1979 г. (на даче — присутствовали Т.Т.Брежнев Л.И., Устинов Д.Ф., Громыко А.Л., Черненко К.У.) о ходе выполнения постановления ЦК КПСС N№ 76/125 от 12/ХII-79 г. доложили Т.Т.Устинов, Громыко и Андропов.
Тов. Брежнев Л.И. высказал ряд пожеланий, одобрив при этом план действий, намеченный товарищами, на ближайшее время.
Признано целесообразным, что в таком же составе и направлении доложенного плана действовать Комиссии Политбюро ЦК, тщательно продумывая каждый шаг своих действий. По вопросам, которые необходимо принимать решения, своевременно вносить в ЦК КПСС. (Заверено подписью К.Черненко 27.12.79)
Какие детали операции уточняли они накануне переворота в Кабуле — кто знает? Только в 1992 году, когда советский режим рухнул, а языки развязались, в российской печати появились детальные рассказы участников этих событий — оказавшихся не у дел офицеров КГБ, спецназа, бывших «советников».
Теперь мы знаем, что операция носила кодовое название «Шторм-333» и осуществлялась, кроме отряда спецназа, двумя спецгруппами КГБ. По иронии судьбы, просьбы Тараки не прошли бесследно: батальон спецназа, состоящий почти исключительно из среднеазиатов (отчего в обиходе его окрестили «мусульманским»), стали формировать сразу после мартовских событий 1979 года, в начале мая. Отбирали в основном в разведывательных и танковых подразделениях. Главное требование — знание восточных языков и хорошие физические данные. Только руководитель был не азиат — полковник Колесник.
10-12 декабря весь батальон, около 500 человек в афганской форме, был переброшен в Баграм, а 21-го направлен «охранять» резиденцию Амина дворец Тадж-Бек, куда тот перебрался после еще одного неудачного покушения на его жизнь.
«Надо указать, что система обороны Тадж-Бека была тщательно организована, — вспоминали потом участники событий. — Внутри дворца службу несла личная охрана Х.Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других афганских военнослужащих: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили они в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где находился штаб бригады охраны. (…) Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Смена их производилась через два часа. Внешнее кольцо охраны образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны (трех мотопехотных и танкового). Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были вкопаны два танка Т-54, которые могли беспрепятственно прямой наводкой простреливать из пушек и пулеметов местность, прилегающую к дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось 2,5 тысячи человек. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк».
«Мусульманский» батальон и присоединившиеся к нему спецчасти КГБ были размещены в промежутке между постами охраны и линией расположения афганских батальонов. Командиров вызвали в советское посольство, к главному военному советнику генералу Магометову и руководителю аппарата КГБ в Афганистане, некоему генералу Богданову. Только тут они узнали о настоящей цели своей внезапной переброски.
«Богданов поинтересовался планом охраны дворца, а затем как бы между прочим неожиданно предложил подумать над вариантом действий, если вдруг придется не охранять, а захватывать дворец.
Всю ночь разрабатывали план боевых операций. Подсчитывали все очень долго и скрупулезно. Понимали, что это и есть та реальная задача, ради которой они в Кабуле.
Утром 24 декабря полковник Колесник детально изложил план захвата дворца. После долгих обсуждений командованию батальона сказали — ждите. Ждать пришлось довольно долго. Только во второй половине дня сообщили, что решение утверждается. Но подписывать этот план не стали. Сказали действуйте!
…Вечером Магометов и Колесник приехали на переговорный пункт, (…) зашли в переговорную кабину правительственной связи и стали звонить генералу армии С.Ф.Ахромееву (он в то время находился в Термезе, возглавлял оперативную группу Министерства обороны СССР, которая осуществляла руководство вводом советских войск в Афганистан). (…) Первого заместителя начальника Генерального штаба интересовали мельчайшие детали операции. По ходу разговора давались новые указания. Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал Колеснику: „Ну, полковник, теперь у тебя или грудь в крестах, или голова в кустах“
— Возвратившись примерно в три часа ночи 25 декабря в расположение батальона, полковник Колесник возглавил подготовку к боевым действиям по захвату дворца. Планом операции предусматривалось в назначенное время тремя ротами занять участки обороны и не допустить выдвижения к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов. Против каждого батальона должна была выступить рота спецназа или десантников. Еще одна предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ СССР. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный полк.
Одной из важнейших задач был захват двух вкопанных танков, которые держали под прицелом все подходы к дворцу. Для этого выделили пятнадцать человек (среди них были и специалисты-танкисты) (…) и двух снайперов из КГБ. От действий этой группы во многом зависел успех всей операции. (…) Руководство батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости».
Между тем, 25 декабря в 15.00 по московскому времени начался ввод советских войск в Афганистан.
Первыми через Амударью переправились разведчики, затем по мосту пошли остальные части 108-й мотострелковой дивизии. Войска выдвигались через Пули-Хумры и Саланг в Кабул. В это же время самолеты военно-транспортной авиации начали переброску по воздуху и высадку основных сил воздушно-десантной дивизии и отдельного парашютно-десантного полка на аэродромы Кабула и Баграма. Для перевозки личного состава и техники было совершено 343 самолеторейса, затрачено 47 часов. В Кабул и Баграм доставлено 7700 человек, 894 единицы боевой техники и 1062 тонны различных грузов. Это было то самое «вторжение», за которым встревоженные американцы следили через свои спутники.
Однако главной части операции из космоса было не разглядеть:
«26 декабря для установления более тесных отношений с командованием афганской бригады и „мусульманского“ батальона устроили прием. Приготовили плов, на базаре накупили всевозможной зелени. Правда, со спиртным были трудности. Выручили сотрудники КГБ. Они привезли с собой ящик „Посольской“, коньяк, различные деликатесы. В общем, стол получился на славу. Из бригады охраны пришли пятнадцать человек во главе с командиром и замполитом. Во время приема старались разговорить афганцев. Поднимали тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество. Сами пили гораздо меньше. Иногда солдаты, которые обслуживали на приеме, вместо водки наливали в рюмки советских офицеров воду. (…) Расставались если не друзьями, то хорошими знакомыми.
С утра 27-го началась непосредственная подготовка к штурму дворца Амина. У сотрудников КГБ был детальный план Тадж-Бека. Поэтому к началу операции „Шторм-333“ спецназовцы из „мусульманского“ батальона и группы КГБ (…) детально знали объект захвата N1: наиболее удобные пути подхода, режим несения караульной службы, общую численность охраны и телохранителей Амина, расположение пулеметных „гнезд“, бронемашин и танков, внутреннюю структуру комнат и лабиринтов дворца, размещение аппаратуры радиотелефонной связи. (.) Личному составу „мусульманского“ батальона и спецподразделений КГБ разъясняли: Х.Амин повинен в массовых репрессиях, по его приказу убивают тысячи ни в чем не повинных людей, он предал дело Апрельской революции, вступил в сговор с ЦРУ США и то. Правда, эту версию мало кто воспринимал, так как тогда более резонно Амину было пригласить американцев, а не советских».
А что же вероломный Амин? Несмотря на то, что сам в сентябре обманул Брежнева и Андропова (обещал сохранить Тараки жизнь, когда последний был уже задушен, — в итоге советское руководство два-три дня «торговалось» с Амином из-за уже мертвого к тому моменту лидера Апрельской революции), он, как ни странно, им верил. Скорее всего, считал, что победителей не судят, с ними дружат. А может быть, не сомневался, что и «русские тоже признают только силу». Так или иначе, но он не только окружил себя советскими военными советниками, но и полностью доверял… лишь врачам из СССР и надеялся в конечном итоге только на советские войска, постоянно обращаясь с просьбами об их вводе в Афганистан. И то сказать, на «своих» афганцев надежды было еще меньше.