Конечно, всякая столица принадлежит всем. Как и морское побережье, и Венеция, и место падения Тунгусского метеорита. Но кто-то же должен предъявлять на город особые права? Хотя бы права любви, что ли. Или привычной удушающей ненависти. Я бы сказала, опытная москвичка людей-то не очень любит. И уж точно не жалеет. Как говаривала героиня австралийской романистки Колин Маккалоу, владелица исполинского овцеводческого хозяйства: «У нас здесь слишком много овец, мы их не жалеем. У вас в городах слишком много людей, вы их не жалеете». Но, между прочим, московская женщина и сама ни от кого сочувствия не ждет: «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели». Зрелых лет даме (особенно жительнице окраины) Москва не в радость. Толку от нее никакого, а хлопот много. Видите ли, большой город — это пространство возможностей. Когда все возможности схлопнулись, жить лучше в местечке поспокойнее.
В одной телевизионной передаче я недавно услышала замечательную фразу. «За последние пятнадцать лет, — сказала ведущая скромного ток-шоу, — в Москве выросло новое поколение столичных девушек. Я бы назвала этот новый тип „девушка-надо“».Что же подразумевается под этим вполне отвратительным определением? Вот что. Девушки следуют жизненным стратегиям, принятым городом в качестве нормы. Надо учиться на юриста или экономиста и делать карьеру — пожалуйста. Модно ходить в кофейни — с нашим удовольствием. Все работают менеджерами в офисах — надо, так надо. Никак нельзя получать меньше тысячи долларов? Постараемся побольше. Нужно умело и грамотно тратить деньги — что ж, наука приятная.
«Девушка-надо» и выглядит как надо — не без столичного лоска. Но лоск — совершенно не главное. Перед нами новый биологический тип. Худощавая, ноги длинные, руки длинные, очень хорошо развит хватательный рефлекс. Идеальная покупательница.
Самое интересное, что руки за последние десять лет у московских жительниц действительно удлинились.
Об этом поведала Москве Светлана Лопандина, возглавляющая отдел размеров и типологий населения ЦНИИ швейной промышленности. Произведены были штатные полевые работы, измерены шесть тысяч девиц и дам.
Среднестатистическая московская дама стала выше на 6 сантиметров (а как низкорослым покупательницам товары с верхних полок снимать — работает, знаете ли, биологический отбор). Стали тоньше бедра, выше ноги, и, «как ни странно», длиннее руки. Но вот тут уж чего странного. Двигатели торговли — зависть и мечта. А это женские качества. Мужчина мировой торговле почти не нужен — значит, скоро вымрет. Это же проигравший биологический вид. У мужчины могут быть короткие волосатые ручки, а у женщин руки будут длинные, трепетные, белые, как у лебедя. И пальцы длинные и тонкие. Может быть, их (пальцев) станет на руке шесть или семь.
Какие еще отыщутся факты — что-нибудь о реальной, а не придуманной жизни москвички? Ну, вопреки мнению унылых костромских пикаперов, топчущихся на Пушкинской в надежде снять столичную штучку и уверенных, что москвичка выходит замуж только в том случае, если замужество никак не ущемляет ее привычного комфорта (и уж в самом последнем случае — выходит за понаехавшего) — так вот, вопреки этому самому мнению тридцать восемь процентов браков, совершаемых в столице, — браки межнациональные. Феноменальное количество, и это новость последних пяти лет.
Да, и каждую вторую бутылку коньяка в Москве покупает женщина.
А вот это, знаете ли, не новость. Из чего сделаны москвички, еще сорок лет назад знали шоколадье Бабаевской конфетной фабрики. Старые, опытные, бабаевские шоколадье. Коренные москвичи. Позвольте привести вам рецептуру карамели «Москвичка».
Внутри — ликерная начинка с добавлением сгущенного молока и спирта. Сверху — слой шоколада.
Воронья слободка
Как сгорела молодость
Место называлось лучше не придумаешь — Кисельный тупик — и место было хорошее, два шага от Рождественки. То была самая настоящая дворницкая, напротив которой, окно в окно, располагалась редакция журнала «Театральная жизнь». Мой товарищ по прозвищу Штаубе, намереваясь писать диплом на философском факультете МГУ и нуждаясь в уединении, однажды забрел в первый попавшийся из центральных РЭУ со словами: «Вам нужен дворник, а мне нужна комната». На следующий день он уже вышел разгребать снег в Кисельном. Ключей ему не выдали, поскольку дверь поначалу все равно не запиралась. Другой наш приятель, танцор, поэт и мистик, который по непонятным причинам называл себя Тарасом, хотя звали его, в общем-то, Дима, хотел составить Штаубе пару, но не сумел. Испытательный срок в дворницкой длился ровно один день, однако Тарасу не удалось его пройти — в первое же утро службы он триумфально нажрался и хохоча покатился на манер бревна по заснеженному Нижнему Кисельному переулку, за каковым занятием его и застукала техник-смотритель Лидия Васильевна. Дворницкая быстро обросла домовыми. Возник человек не то по имени, не то по фамилии, не то по прозвищу Ким. Он работал на заводе и постоянно приговаривал: «Какой позор». Были соседи — угрюмый узбек с репутацией боксера и вздорная дворничиха по фамилии Прошутинская. Периодически наезжали какие-то люди из Томска и Новосибирска, жили подолгу, но негромко. Постепенно в дворницкую подтянулись все мы.