Однажды я возвращался домой поздней ночью, часа в два. В нашем подъезде было две двери, обе с кодовыми замками. Между дверями был неосвещенный тамбур шириной примерно метр. Открыл первую, наружную дверь, вошел в тамбур и наступил на что-то мягкое, органическое, живое. Это был бомж.
Несмотря на эти неприятные перемены, я продолжал считать центр Москвы лучшим местом на Земле. А потом было Митино.
Митино
В Митино я впервые оказался в начале 1994 года. По странному стечению обстоятельств именно там проходило одно мероприятие, в котором я должен был участвовать. В те годы Митино представляло собой узкую полосу застройки между Пятницким шоссе и Митинской улицей, были построены только первые четыре микрорайона (из двенадцати ныне существующих). Из Москвы в Митино тогда ходил единственный автобус — номер два. Чуть позже появился 266-й. Они и сейчас ходят теми же путями, от «Тушинской» до четвертого микрорайона, второй по Пятницкому шоссе, а 266-й — по Митинской улице. Народу в Митино было еще очень мало, а автобусы ходили часто, приятно было ехать в этих полупустых автобусах.
В мероприятии наступил перерыв, я вышел на улицу, на пересечение Митинской и Дубравной улиц (Дубравной улицы как таковой еще не было, был только безымянный проезд). Февраль, ясный солнечный день. Чистый белый снег, высоченные белые дома серии КОПЭ на фоне голубого неба. Малолюдно, тихо, спокойно. На другой стороне Митинской улицы огромная стройка — там вскорости появятся пятый, шестой и седьмой микрорайоны.
Как это все было прекрасно. Мелькнула неожиданная мысль — я вполне мог бы здесь жить. Отчетливо помню этот момент — первый раз мне в голову пришла подобная мысль. Раньше никогда ни о чем таком не думал.
Довольно скоро у меня изменилось семейное положение, и я переехал в Митино, на Дубравную улицу.
Задумался, за что же я сумел полюбить Митино, и пришел к выводу: за вечера и окна.
По утрам, особенно в будни и особенно зимой, в Митино довольно неприятно. Толпы людей стекаются к остановкам, штурмуют подошедшие автобусы. Лихорадочно ловят «тачки». Все сумрачны, напряжены, спешат, мрачно стремятся на работу.
Днем, когда людские и транспортные потоки сходили на нет, в Митино становилось хорошо, спокойно, в меру тихо. Полупустые автобусы, прогуливающиеся с колясками молодые мамы, домохозяйки, занятые покупками.
А вечером становилось просто чудесно. Особенно приятно было возвращаться домой в Митино поздно вечером, после, так сказать, тяжелого трудового дня. Народу в автобусе мало, за окном проплывают Волоколамка, Академия коммунального хозяйства, Спасская церковь на Трикотажной, МКАД и начинается сияющее огнями Митино. Что-то особенное было в этих светящихся окнах, что-то такое, чего почему-то не было в центре. Эти митинские окна были олицетворением домашнего уюта и тепла. И возвращение домой приобретало какие-то экстатические черты — едешь на автобусе по широким улицам, горят оранжевые фонари, горят окна, идешь от остановки «Дубравная улица» по Дубравной улице к дому, кругом горят теплые окна, в подъезде странно-приятно пахнет свежими стройматериалами, и сам подъезд какой-то чистый и свежий, и лифт новый и просторный, и вот я дома, я дома, я дома.
А если все вышеописанное происходило зимой — то это вообще, вообще...
Почему-то раньше, там, на Курской, этого не было. Просто идешь от метро к дому, сворачиваешь в темную арку, идешь через темный двор. На скамейке бухают бомжи. Тоже горят окна, но как-то обычно горят, окна и окна, входишь в подъезд, идешь пешком на второй этаж или, если лень, едешь на старом тесном лифте, лифт иногда наполнен неприятными запахами, а что делать, что делать, вокзал, такое место, приходишь домой — и все, как-то ничего особенного. А в Митино — было, было особенное. Home, sweet home, как-то так.
С годами Митино отстроилось, благоустроилось, полустихийные рыночки у автобусных остановок сменились многочисленнейшими большими и малыми магазинами всех возможных профилей. Стало еще уютнее, и ликующее ощущение home-sweet-home еще усилилось.