VIII.
Юрия Лужкова Гавриил Попов, по его словам, с самого начала ценил за то, что тот был признанным лидером московской бюрократии.
— Тот Моссовет, что был у меня, был переполнен людьми, которые мечтали участвовать в дележе собственности и ни о чем больше. С точки зрения коррупции и воровства они были гораздо более уязвимы, чем чиновники вроде Юрия Михайловича. Депутата вообще проще купить, чем чиновника, депутат гораздо более устойчив, чем чиновник (потому что его выбрал народ и никто не может снять), и если депутат начнет воровать, то его уже не остановишь. Поэтому именно Юрий Михайлович и его люди могли наиболее эффективно противостоять коррупции, реализуя те принципы, которых придерживались и мы. Но в его положении невозможно было не стать выразителем интересов номенклатуры, и меня, если бы я остался, ждала бы такая же участь. Ну, или пристрелили бы меня, если бы я сопротивлялся.
Современную Россию Попов считает страной победившей номенклатуры — по его мнению, номенклатурное развитие будет продолжаться очень долго, потому что даже если бы во власти были «конструктивные силы», никакой социальной базы у них нет, а на ее создание могут потребоваться многие годы.
IX.
Юрий Прокофьев о Гаврииле Попове отзывается почти тепло:
— Я знал его еще по тем временам, когда он работал в университете. Неглупый, со способностями, но — не хочу говорить «лживый», — двуличный. Мог приходить ко мне, говорить одно, а на следующий день на митинге — совсем другое. Потом мы снова встречались, и он вот так разводил руками: «Юрий Анатольевич, это же политика!»
Политики тогда в работе московских властей было гораздо больше, чем теперь. Митинги в поддержку демократии на Манежной площади и в других местах проходили чуть ли не ежедневно. Это сейчас мэр Москвы выступает только в передаче «Лицом к городу» на телеканале ТВЦ — тогда мэр выступал на митингах. Митингов в поддержку КПСС в Москве не было.
— Это не совсем так, — поправляет меня Прокофьев. — Один митинг мы провели — 23 февраля 1991 года, и людей у нас было больше, чем собирали демократы. Но это было один раз, потому что существовала принципиальная рекомендация Горбачева — не противопоставлять КПСС демократическому движению, выступать только на тех митингах, которые проводят демократы — как будто они давали нам выступать. Вообще, линия Горбачева мне уже тогда казалась направленной на капитуляцию перед нашими оппонентами. Например, еще перед первыми выборами народных депутатов в 1989 году была установка: мол, народ у нас грамотный, сам разберется, кого выбирать, поэтому партия не должна активно вмешиваться в предвыборную кампанию. А после выборов, когда первые секретари обкомов массово провалились, вышла передовица «Правды», в которой было написано, что выборы показали реальное отношение масс к некоторым партийным руководителям. Это просто было нечестно, и зачем была нужна такая политика, я не мог понять. Уже на выборах в Моссовет мы проигнорировали эту установку, боролись и сумели образовать в Моссовете большую фракцию коммунистов «Москва» во главе с Валерием Павлиновичем Шанцевым. И с этой фракцией Попову приходилось считаться, а Лужков потом Шанцева даже взял себе в заместители.
X.
Эпоха митингов пошла к закату уже при Гаврииле Попове — частью стихийно, частью искусственно. Именно в бытность мэром Попова московская милиция начала силой разгонять массовые выступления оппозиционеров, которыми к тому времени уже стали коммунисты.
— Разгон коммунистических митингов — это абсолютно необходимая вещь, — говорит Гавриил Попов. — Та часть номенклатуры, которая почувствовала себя обделенной, пыталась дестабилизировать ситуацию. Мы этому противостояли.
Именно угрозой дестабилизации со стороны коммунистов объяснил Попов Борису Ельцину необходимость назначения на должности начальников управлений госбезопасности и внутренних дел по Москве представителей «Демократической России». ГУВД возглавил Аркадий Мурашев, УКГБ — Евгений Савостьянов.