— Не было у меня никакого Нестерова, — со стула вскакивает Антипов, предшественник Рыкова на посту наркома Почт и Телеграфа.
— А попугайчики были?
— Были…
— Ну так вот они и запомнили разговор… допросить их немедля… — взрыв смеха накрыл зал.
— Товарищи, будьте серьёзнее! — Киров, председательствующий на этом заседании, постучал чайной ложкой по стеклянному графину и окинул взглядом собравшихся.
Из-за портьеры, закрывающей правый от трибуны выход из зала, показался, располневший в последнее время Поскрёбышев, и, отсвечивая наголо побритой головой, быстро подошёл к столу президиума и наклонился к уху, сидевшего с краю Сталина.
— После Рыкова объявишь перерыв, — Киров вздрогнул от неожиданности, услышав голос Сталина, секунду назад сидевшего рядом, у себя за спиной. — без меня вопрос о выборном законе не начинай. Если меня долго не будет, то поставь следующим доклад Ежова.
После пятнадцатиминутного молчания машинка "БеБо" громко застучала, заглушая выстрелы за окном.
— здесь т сталин.
— здесь тт антонов чаганов.
— сталин доложите обстоятельно что у вас произошло.
Быстро набиваю согласованный с консулом текст, о том что сегодня в двенадцать тридцать одновременно, с парадного и чёрного подъездов, две группы вооружённых людей атаковали Центральную Телефонную Станцию Барселоны. Первая группа была в форме штурмовых гвардейцев, вторая- в штатском. Оба нападения были отбиты ополченцами-синдикалистами, охранявшими ЦТС, при поддержке бойцов ПОУМ. Потери: гвардейцы- один убит, четверо раненых, штатские- один убит, один раненый. Среди защитников: пятеро убитых, шестеро раненых. Осмотром трупа в штатском во внутреннем дворике ЦТС установлено, что одним из нападавших являлся подчинённый товарища Шпигельгласса. В результате этого нападения, бои между синдикалистами и гвардейцами распространились на весь город: слышны выстрелы, из окна ЦТС наблюдаю строительство баррикад. Прошу инструкций и разъяснений. Генеральный Консул Антонов-Овсеенко.
"Старичок" мёртвой хваткой вцепился в спинку моего стула, неотрывно глядя на ленту желтоватой бумаги, выползающей из чрева печатной машинки. Еле уговорил его обуздать свой праведный гнев, забыть о справедливых упрёках в сообщении и позволить Москве, сохранив лицо, разрулить ситуацию.
— Ты что, Алексей, не понимаешь… — консул понижает голос до драматического шопота, новое долгое ожидание ответа из Москвы снова приводит его в возбуждённое состояние. — если они решили арестовать меня, то уже не отступятся. Шпигельгласса специально сюда прислали… чтобы по-тихому, без скандала.
— Кто они? — Тоже шепчу я, вяло возражая. — В Кремле двадцать башен. Думаете, что товарищ Сталин ночи не спит всё вспоминает проступки и прегрешения товарища Антонова? Нет у него на это времени. Тут, скорее, Ежов захотел выслужиться, отчитаться… В общем, ждём ответа. Сядьте, отдохните, Владимир Александрович.
Овсеенко продолжает, как затравленный зверь, молча метаться по небольшой комнате, то и дело высовываясь в окно. Примерно через час, когда я уже подумывал, что арест консула был не такой уж плохой идеей, пишмаш начал выдавать сообщение.
— т антонову шпигельгласс отзывается из испании. резидентом назначается т котов который свяжется с вами вскоре. ваша задача немедля наладить связь по телефону с женералитетом, профсоюзными комитетами, поум, социалистами. договориться о прекращении огня. организовать выпуск листовок. ни в коем случае не допустить ни одной из сторон отвлечения с фронта своих сторонников. доклад каждые четыре часа. партия верит вам. желаю успехов. и сталин.
"Высший пилотаж". Гляжу на бессильно опустившегося на диван старичка, раз за разом перечитывающего слезящимися глазами несколько строчек от вождя, и думаю, а дальше что? Всё равно, ведь, придётся его отсюда убирать: пренеудобная личность, причём для всех.
— Слово для доклада предоставляется товарищу Ежову. — Кирова неприятно резанули громкие, усиленные сводчатым потолком зала, неуместные, но единодушные аплодисменты.
Особенно усердствовал, сидящий в третьем ряду, невысокий человек в узбекской тюбетейке и мятом пиджаке, из-под которого выглядывала украинская вышиванка. Пожалуй, именно этот порыв большинства пленума показался Кирову самым неприятным. Особенно усердствовал, сидящий в третьем ряду, невысокий лысоватый человек в узбекской тюбетейке и мятом растёгнутом пиджаке, из-под которого выглядывала украинская вышиванка, растянувшаяся на явно обозначившемся брюшке. Ежов, наслаждаясь моментом, легко спрыгнул на помост с высокого стула (заказал себе стул с длинными ножками, чтобы быть вровень с другими членами президиума) и сразу оказался ниже себя сидящего, неторопливо разгладил складки на безупречно отглаженной гимнастёрке со сверкающими золотым шитьём большими звёздами на рукавах и петлицах и улыбаясь вступил в проход между столами к трибуне.