Выбрать главу

Перед отъездом в Испанию, будучи в Ленинграде, я зашел в физтех и попросил Абрама Фёдоровича подготовить документы в ВАК на Лосева, который пять лет работал у него в лаборатории полупроводников, на присвоение тому звания кандидата физ-мат наук без защиты диссертации, по совокупности заслуг (как и произошло в реальной истории).

Извещение из Высшей Аттестационной Комиссии за подписью Межлаука пришло на домашний адрес первого апреля и Олег, опасаясь розыгрыша, целый день звонил по знакомым и выяснял подробности присвоения.

— Легко, — вставил модное словечко Лосев и начал разводить огонь в спиртовке. — только скоро лето и нам уже сейчас надо подумать о холодильнике. Какие будут предложения?

— Купим холодильник? — Авдеев пошёл за водой.

— Сами сделаем, на элементах Пельтье! — Осенило меня.

— Это как? — Замирает на секунду со спичками в руках Олег. — Ничего не выйдет, пробовал я в Нижнем пропускать ток через спай висмутовой и медной проволоки, только охлаждения почти нет из-за нагревания этих самых проводов.

— Ты просто повторял опыт Пельтье, это- уже пройденный этап. — Делаю загадочное лицо. — Тут сообщение пришло, что если вместо висмута взять теллурид висмута (полупроводник с отрицательной проводимостью) и соединить его медным проводом с кремнием, то получится охладитель необычной силы.

— То есть запирающего слоя нет? — Уточняет Олег.

— Нет, конечно, полупроводники друг друга не касаются. Только вот я о чём подумал, кремний у них был положительной проводимости: от бора чистить его не умеют.

— Пожалуй, — Лосев принимает от Валентина и ставит на огонь тонкостенную банку с водой. — можно даже дополнительно легировать его акцептором.

— Опять заговорили на птичьем языке… — деланно обижается Авдеев.

— А ты, давай, переходи в нашу веру, — шутливо толкает его в бок Лосев. — дни электронной лампы уже сочтены.

— Лошадка она себя ещё покажет… — по-будённовски подкручивает несуществующий ус Валентин.

"В Гиредмет надо позвонить Сажину, чёрт его знает, может быть этот теллурид висмута дороже золота".

— Николай Петрович? — Делаю знак расшалившимся сотрудникам. — Здравствуйте, это- Чаганов.

— Вениамина Аркадьевича арестовали! — Вместо приветствия выпаливает Сажин.

— Когда?

— Только что!

"Зильберминца взяли… плакал наш германий. Как лавина пошла. Ну что я могу сделать"?

Помню перед расставанием, стоя в подворотне под пронизывающим холодным ветром, расстроенная Оля предложила, в сердцах, убить Ежова.

— А дальше что? — Резко возразил тогда я. — Те, которые "при любой власти не пропадут", ударят с тыла в 41-ом… Не надо нам встревать в это. Перед войной не должно быть двоевластия.

Ничего Оля тогда не ответила, да и моя убеждённость в тех словах ныне ослабла…

— Понятно….- замолкаю я на мгновение. — хорошо я разберусь. Вы завтра на месте с утра?

— Да, конечно, Алексей Сергеевич. — Веселеет он.

— Отлично, до завтра. Дело у меня к вам есть.

— Что случилось? — Тревожно глядят на меня соратники.

— Ничего, всё нормально.

"Блин, ну что делать, идти Ежова мочить"?

* * *

Сопровождаемый чуть подотставшими филёрами-телохранителями (ночные прогулки им явно не по душе), сворачиваю в Докучаев переулок к своему дому, останавливаюсь под фонарём у подъезда и смотрю на часы. Три тридцать утра. Машу им рукой (сопровождающие останвливаются, поворачиваются друг другу и шарят по карманам в поисках папирос).

"Позиционируют себя "наружкой"? Или телохранители злятся на меня за ночные пробежки"?

Закрываю дверь на засов, тянусь к выключателю в прихожей, поворачиваю его и… что-то мягкое и волнующее прижимается ко мне сзади, а две шершавые девичьи ладошки застят глаза. "Молчание… ну меня на это не купишь".

— Товарищ Ежов? — Шепчу я официальным тоном.

Кто-то сзади сдавленно фыркает, объятия ослабевают и после недолгой борьбы передо мной предстаёт боевая подруга и отважная хронопутешественица, которой мне так не хватало в последнее время. Смотрим друг на друга глупо шучу. широко раскрытыми глазами, улыбаемся и боимся сморгнуть, чтобы не спугнуть набравшиеся слёзы.

Неслышно ступая по плотно подогнанным друг другу половицам, перемещаемся на кухню, где наступает время упоительных историй под суицидальную капель из крана. Берзин, Мамсуров, Старинов, Эйтингон, примкнувшие к ним Фельдбин и Шпигельгласс, перед мысленным взором, мгновенно высохших глаз Оли, проходят легенды советской разведки, сошедшие со страниц учебников, обретшие вдруг плоть и кровь и ставшие участниками реальных событий, случившихся пусть не с тобой, но с твоим другом. Радость, разочарование и тревога, разбавленные лёгкой белой завистью, быстро сменяют друг друга на обветренном лице Оли, вслед за перипетиями моего сбивчивого повествования.