"В нашем случае роль премиального фонда будут играть годы заключения. Руководитель проекта освобождается немедленно после успешной сдачи проекта, другим участникам срок уменьшается на столько лет, сколько баллов тот заработал в проекте. Не востребованный или исключённый из проекта специалист отправляется в лагерь".
— Ладно оставь свою писульку, — небрежно берёт мои листки Ежов. — посмотрю, когда будет время.
Спускаюсь в лифте во внутренний двор и переживаю.
"Становлюсь вершителем судеб: того- в лагерь, этому- шиш, а не освобождение. А сам-то хотел бы оказаться на их месте? Заслужили они такое наказание? Подумаешь, истратили кучу государственных денег, а результата- ноль. Это же, всего лишь деньги, а тут- жизни. Хотя, как посмотреть. Истраченные ими впустую деньги- это чьи-то (не их) жизни, которые не удалось спасти, защитить из-за отсутствия нужного оружия или припасов".
Смотрю на оживление у подъезда внутренней тюрьмы: преобладают конвоируемые в военной и нашей форме, граданские пока в меньшинстве.
"А идея с "шарашками" Ежову явно по душе пришлась. Всё правильно, сейчас он не предселатель Комиссии Партийного Контроля. Тогда обвинил человека исходя из своих понятий, а дольше хоть трава не расти. Сейчас он должен организовывать работу и быт этих самых обвинённых, отвечать за результаты их труда. Много ли проку от профессора на лесозаготовке? А за кульманом или за микроскопом? Две большие разницы. Ну что, большое дело сделал, точнее, начал. Сохраним пока научно-инженерные кадры и будем надеятся, что и простых людей минует чаша террора и репрессий".
Вчера в "Известиях" прочитал проект конституционного закона о порядке выборов в Верховный Совет СССР: грядут большие изменения, тайные альтернативные выборы, кандидатов могут выдвигать также общественные организации. Видимо, это тот самый "хлыст" в руках народа для зажравшихся партократов, о котором Сталин упоминал в интервью американскому журналисту Говарду. Только помнится, в нашей истории этот закон был принят совсем в другой редакции: один кандидат "от нерушимого блока коммунистов и беспартийных". Сумели тогда взбунтовавшиеся секретари продавить свой вариант, развязать кровавый террор чтобы запугать избирателей, чтобы провести своих кандидатов. В новой же истории удалось опубликовать в газете проект закона, что многими воспринимается как негласное одобрение его текста властью.
"Ни что на земле не проходит бесследно"…
Москва, Охотный ряд, дом 1, Совет Труда и Обороны.
10 апреля 1937 года, 14:00.
"Неожиданно"…
Взмокший выхожу в приёмную после рассмотрения на совете моего вопроса. Не то, конечно, неожиданно что было решено создать радиотехническое (номер 22) управление в составе Народного комиссариата оборонной промышленности, решение по этому вопросу было предопределено заранее и не то, что ему были выделены дополнительные средства в размере 250 миллионов рублей на строительство восьми сборочных радиозаводов. Это тоже было решено заранее. При предварительном обсуждении вопроса, когда мне Атипенко был задан вопрос откуда взять деньги, я сделал сильный ход.
— Надо переходить на семидневную рабочую неделю, — заявил я уверенно.-…
"Все равно это будет сделано через три года".
— Ну-ну, — его чаплинские усики растянулись вслед за ехидной улыбкой. — мне посчитать нетрудно… ваше предложение добавит двенадцать рабочих дней за год или на 4 %, то есть народный доход увеличится примерно на 3 %… Пропорционально увеличим капиталовложения в промышленность, получим девятьсот миллионов рублей в год в 1938 году, в конце пятилетки в 42-ом больше, до одного миллиарда двухсот миллионов.
"В сорок втором"…
У председателя СНК и военных это предложение прошло на ура, но было довольно жёстко раскритиковано Кировым (он не успел перед заседанием прочесть мою записку) при молчаливом нейтралитете Сталина и довольном невмешательстве Ежове. Киров не был членом СтиО, но был приглашён на заседание, так как многие рассматриваемые вопросы касались Москвы.
— Почему мы должны удлинять рабочую неделю? — Хмурится Сергей Миронович. — Мы что начинаем подготовку к войне? И как это будет воспринято в стране?