— Зина, вечером договорим. — Курчатов набрасывает пальто прощаясь с Ершовой.
Я подмигиваю улыбнувшейся секретарше и мы с Курчатовым идём к выходу.
— Всё-таки жалко Иоффе. — Вздыхает мой спутник.
— Организуем празднование пятнадцатилетия ЛФТИ, — парирую я. — я устрою поздравления от Жданова и Кирова ("через Свешникова"), злопыхатели сразу прикусят языки. Вместо ядерной физики можно предложить темы по радиокомпонентам ("плёночные резисторы и другое"), по вычислителям с финансированием.
"Тут точно без "челобитной" Жданову и Кирову не обойтись"…
— Абрам Фёдорович пусть набирает и готовит молодую смену ушедшим физикам, — выходим из здания и через дворы, как нам объяснила Ершова, движемся к чёрному входу Гиредмета. — это у него отлично получается. Ну а вы, обговаривая условия вашего перехода в ФИАН, попросите Вавилова ускорить перевод Физтеха в Академию Наук.
Курчатов погружается в свои мысли, а я едва успеваю схватить его за рукав, иначе не миновать бы доктору наук купания в канаве, вырытой рядом с тропинкой и залитой бурой дождевой водой, подёрнутой кое-где первым ледком.
"Строишь тут далеко идущие планы, а такая вот случайность, с последующим воспалением лёгких, может всё разрушить. Надо будет подтолкнуть Олю с пенициллином… Хотя чего её толкать-то и так днюет и ночует в лаборатории. Себя лучше подтолкни: феррит-диодные блоки и транзисторы- это хорошо, но это работа на перспективу, а что делать сейчас? Как продвигается работа по стержневым лампам? Уже полгода не говорил с Авдеевым, толкальщик".
Стержневой пентод по габаритам раза в три меньше чем обычный, работает на пониженном анодном напряжении и меньшем накале, выдерживает значительно большие механические нагрузки (недаром его использовали даже внутри зенитных снарядов в схеме радиовзрывателя).
"Чем не строительный блок для вокодера и шифратора "Айфона-3"? А для портативной радиостанции"?
— Да, Игорь Васильевич, — беру его под руку. — из Германии по нашим каналам приходят сенсационные известия. В Берлинской лаборатории Отто Гана возможно удалось получить доказательства деления ядра урана при попадании в него медленного нейтрона. В его эксперименте по облучению урана нейтронами в качестве связующего вещества использовался барий. Так вот, изучая получившиеся в результате опыта элементы в поисках трансурановых (более тяжёлых чем уран), Ган случайно обнаружил радиактивный барий.
— То есть вы хотите сказать, — быстро реагирует Курчатов. — что этот радиактивный барий получился в результате распада урана на две равных половинки, а не из-за поглощения нейтрона ядром бария, используемого в эксперименте.
— Именно, — смотрю себе под ноги я. — так считает Лиза Майтнер.
— Где она сейчас? — Рядом энергично вышагивает Игорь Васильевич, шлёпая по лужам. "Профессора пути не разбирают".
— В Стокгольме, бежала от нацистов. — Гуськом проходим по дощатому настилу, перекинутому через очередную траншею.
"Или сбежит вскоре? Во всяком случае к моменту эксперимента в начале тридцать восьмого она уже будет там. Форы осталось, на то чтоб "запрягать", всего полтора года".
— Мы тоже провели такой эксперимент месяц назад, — улыбается Курчатов. — правда без бария. Мишени пока не анализировали, химическая лаборатория у нас слабая. Но теперь будем знать что искать.
"Так выходит это мы впереди на полтора года! Приятно"…
— Если результат подтвердиться, — не особенно даю волю своим чувствам. — то, согласно рассчётам Майтнер, в результате каждого такого деления должно освобождаться двести Мэв энергии.
— Вот оно выходит как, — размышляет вслух профессор. — не надо накачивать ядро энергией чтобы оно расщепилось. Достаточно медленного нейтрона и оно теряет устойчивость и используя свою внутреннюю энергию довершает процесс своего распада. Выходит путь к бомбе много короче, чем мы думали…
Москва, пл. Дзержинского, кабинет Ежова,
15 окября 1936 года, 18:15.
— И вы не смотрите, что я маленького роста, — Ежов, впервые появившийся на службе в форме генерального комиссара госбезопасности, делает драматическую паузу.-…
"… руки у меня крепкие… сталинские. Достал уже, по десять раз на дню это слышу.
Постоянно фланирует из кабинета в кабинет: всё высматривает и вынюхивает. Работать не даёт. В лабораторию вырываюсь только к трём-четырём утра и остаюсь там до полудня (половину техников перевели в третью смену). Ежов, похоже, после полуночи занят бумагами, так как его визиты после этого времени прекращаются и возобновляются лишь в полдень. Я в два ночи бегу домой, моюсь-бреюсь и в СКБ".