— Как там дела у Чаганова с его засекреченной связью? — Хозяин придерживает в своих руках пальто Кирова.
— Говорит что в порядке, — Киров поворачивается и суёт руки в рукава пальто. — приглашает на демонстрацию.
— Вместе посмотрим. — Сталин накидывает пальто на плечи друга. Прощание застягивается. Радушный хозяин поочерёдно обходит всех гостей, обменивается несколькими фразами, пожимает руку, прощается. Наконец вся взапревшая компания гурьбой вываливается во двор под первые снежинки первого в этом году снега.
— Ежова, срочно. — Бросает он стоящему поодаль порученцу, сержанту госбезопасности.
Москва, пл. Дзержинского, кабинет Чаганова.
16 окября 1936 года, 23:15.
"Тихо сегодня. Очень удачно провёл кастинг среди студентов-математиков в группу криптоаналитиков. Есть несколько хороших кандидатур. Если пройдут согласование в Особом отделе, то весной начнут практику в спецотделе. Тестирование "Айфона-2" также проходит успешно. Осталось испытать генератор белого шума, который буду подмешивать в канал во время пауз между словами. Сегодня, пожалуй, смоюсь с Лубянки пораньше, чтоб было больше времени в лаборатории для обкатки системы целиком".
"Снег пошёл… от Ежова ни слуха, ни духа…. хорошо".
Раздаётся телефонный звонок.
— Чаганов слушает.
— Алексей Сергеевич, к наркому! — Шапиро бросает трубку.
Ежов уже переехал в свой новый кабинет, выходяший четырьмя окнами на площадь Дзержинского, на седьмом этаже (бывшем четвёртом) строения номер один, работы над которым велись ударным темпом последний месяц. В процессе обустройства "приватизировал" один из двух лифтов для личных нужд (идёт без остановок на седьмой этаж к кабинету наркома), так что путь у меня сейчас в кабинет шефа непрямой: сначала через внутренний двор ко второму лифту со стороны малой Лубянки, поднимаюсь на нём наверх и… упираюсь в блок-пост, отгородивший добрую треть верхнего этажа. Нет, конечно, не блок-пост, скажем так, усиленный пост, на котором несут службу два сержанта ГБ. Очереди на проверку документов и сдачу личного оружия тоже никакой (свой наган храню в несгораемом шкафу в кабинете), а вообще как-то резануло глаз безлюдность коридоров управления, в бытность Ягоды довольно оживлённых, так что довольно быстро попадаю в приёмную, где хмурый Шапиро с чёрными кругами под глазами кивает на стул, мол подожди.
Не проходит и получаса, как в приёмную, где я был единственным посетителем, выходит гладко выбритый и благоухающий "Шипром" Ежов.
— Чаганов, — фамильярно бросает он и быстро мелким шажками не оглядываясь движется к лифту. — пойдём пройдёмся.
За нами пристраивается мощный верзила в форме, скучавший до этого у двери. Втроём спускаемся вниз, выходим мимо еще одного "блок-поста" во внутренний двор, ускорив шаг, под лёгким снежком пересекаем его и заходим в ту самую дверь, в которую при мне "два красивых охранника" заводили две недели назад бывшего начальника УНКВД Медведя.
"Чего это он меня сюда привёл"?
— Со мной… — Небрежно бросает генеральный комиссар госбезопасности подскочившему со стула вахтёру проходя мимо.
"А уверенно он тут ориентируется в этом лабиринте. Когда успел"?
Мы с "верзилой" с трудом поспеваем за Ежовым, который по узким коридорам и лесенкам этого новодела (внутренняя тюрьма была построена в конце двацатых годов и была соединена эстакадами на уровне второго этажа с корпусами по Фуркасову переулку и улице Дзержинского).
— Стой! Лицом к стене! — Голос конвоира прозвучал в замкнутом пространсте длинного узкого коридора как гром.
У левой стены обессиленно опираясь на нее лбом стоял арестант в мятой гимнастёрке без знаков различия и в синих галифе с тёмными потёками вдоль штанин. Под левым глазом знакомого лица наливался синевой крупный фингал. Скосив его на шум наших шагов, чуть вздрагивает и тихонько стонет. Миновав арестанта, Ежов резко на каблуках поворачивается и испытующе смотрит на меня. Повернув голову к Медведю, чуть не втыкаюсь в наркома.
— Сюда, — торжествующе командует Ежов и тянет на себя одну из дверей.
Та немедленно открывается и мы втроём оказываемся в небольшой комнате-допросной, судя по скромной обстановке: стол с вмонтированным электрическим звонком и два стула, все намертво прикрученные к полу болтами и тусклая лампочка под потолком. С одного из стульев поднимается бледнолицый в свете лампы лейтенант и равнодушно смотрит на меня почти бесцветными глазами.