— Да я не против, — легко, как о давно обдуманном, говорит он. — надо только у экипажа спросить.
— И переходить не рядовым пилотом, а… — продолжаю более уверенно не услышав возражений. — Сколько в твоём управлении было самолётов?
— Восемьдесят шесть… всех типов. — Не задумываясь отвечает Голованов.
— О-го! Это же почти авибригада.
— Если говорить о тяжёлобомбардировочной, то две. — В голосе лётчика послышалас гордость.
— Даже лучше, — киваю знакомому сержанту, вышедшему из Спасских ворот. — надо быстро, до первого ноября, написать письмо на имя наркома обороны с предложениями об обучении лётчиков тяжёлобомбардировочной бригады полётам "вслепую" по приборам. Как я понял именно этим ты занимаешься со своим экипажем?
— Да, без этого на Севере и в Сибири где нет дорог — никак.
— Ты где, Александр Евгеньевич, в Москве остановился? — Начинаю прикидывать в голове место и время где бы нам обсудить будущий документ.
— Пока нигде… — рассеянно отвечает Голованов, его мысли, видимо, уже взлетели над землёй. — вещи оставил у знакомых лётчиков на Центральном аэродроме.
"Ах какая досада, сегодня Катя приходит ко мне "ночевать". Нет, ночевать без ковычек. Ничего такого, ещё не было".
Моя агентесса уже вполне освоилась в квартире (надеюсь хватит ума Жжёнова в неё не водить), получила свой ключ, готовит мне завтрак, когда я под утро забегаю домой побриться и помыться. Смышлёная, внимательная с лёту запоминает мои привычки: сколько заварки наливать в стакан, сколько молока. Сидит, хлопает своими длинными чёрными ресницами, а сама, небось, уже думает о том что, мол, жалко эдакового карася с квартирой и московской пропиской упускать или даже: не слишком ли монашескую жизнь она ведёт. Надо будет на седьмое ноября подарить Кате половую тряпку и цинковое ведро, особенно после обнаружения в моём шкафу её носильных вещей, так как я считаю, что любые отношения должны иметь прочную практическую основу.
"Не хочется Голованова подставлять, а так бы поселил его у себя".
Завод имени Орджоникидзе потихоньку начал переезжать на новую площадку в Москворечье, не в пример более просторную. За год построены два новых цеха по сборке радиостанций, на подходе третий. Директор завода мёртвой хваткой держится и за старые цеха, так как план ему с нового года поднимают втрое, но, чувствуя председательской железой, что я могу в любой момент оттяпать всё, избрал тактику мелких уступок: сам передал СКБ две квартиры в доме напротив, использовавшиеся под заводоуправление. Первую большую четырёхкомнатную пришлось уступить центральному аппарату (в ней уже поселился майор госбезопасности, переведённый из Ленинграда), а вторую маленькую двухкомнатную я отстоял, в неё переехал Лосев.
— Тогда поступим так, — командный голос по капле выдавливает из меня гражданского. — дуй за вещами, потом на проходную завода имени Орджоникидзе, спросишь Олега Лосева, он тебя устроит. Идёт?
— Идёт. — Широко улыбается Голованов.
— Завтра утром зайду к тебе обсудим твои соображения.
Читаю и удивляюсь. Речь в "Предложениях…" идёт вовсе не о переучивании одной авиабригады, а о переподготовке всех ВВС РККА.
"БУЦ- боевой учебный центр, в каждом военном округе… рядом вопросительный знак… может быть несколько в крупных округах? Очерёдность обучения "слепым полётам": сначала бомбардировщики и ночные истребители, затем- транспортники, потом разведчики и остальные. Как учить- полёты под управлением опытных инструкторов… А где их найти? Дело может затянуться".
— Скажи, Александр Евгеньевич, — открываю настежь окно чтобы проветрить комнату. — почему на первом этапе обучения не использовать тренажёры? Ну чтоб ускорить процесс.
— Что за тренажёры? — Голованов бодр и свеж, несмотря на "всенощное бдение".
— Ну такой прибор, — начинаю выкручиваться я. — чтобы тренировать лётчиков на земле. Чтобы сигналы от ручек управления шли на вход прибора, а сигналы с его выхода на индикаторную панель. А что нет таких?
— Ну ты фантазёр, Алексей! — Недоверчиво смотрит он на меня. — Тренажёр… неужели есть такие? Незаменимая была бы вещь для БУЦа.
— Никаких фантазий, — немного раздражённым тоном говорит Олег, из которого яркий свет, холодный ветер из откытого окна и наш громкий разговор вытряхнули остатки сна. — Ты, хоть, читал журналы, что сам привёз из Америки?
Лосев начинает рыться в куче ярких журналов на стуле рядом с его кроватью.