— Зря ты, Алексей, не пьёшь вино, — Котов возвращает в тарелку до бела обглоданный обрубок бараньего ребра. — во многих местах это единственной источник для утоления жажды.
— Терпкое оно здесь, на виноградных косточках, — бросаю в рот чёрную маринованную оливку. — потом у меня по всему лицу красные пятна выступают.
— Винная кислота за то, всякую заразу убивает, — мой сотрапезник возвращается к своему любимому занятию созерцанию моего лица. — французы, например, в Африке вино разбавляют местной дрянной водой, тем и спасаются от жажды и поноса. А пятна… выбирай- красота или здоровье. Мы сидим внизу за длинным грубо оструганым столом, наши спутники, быстро поев, разбежались по своим делам. Мои подчинённые по скрипучей деревянной лестнице, ведущей прямо из харчевни на второй этаж в номера, потащили ящики с оборудованием.
— Я выбираю охоту, товарищ Котов. — Подвигаю разговор к "своим коням". — Вот у вас такое бывает: появилась перед глазами дичь, бросаешься за ней, не выпуская из виду, и ничего тебе вокруг не важно, не интересно. Даже сама дичь не интересна, важен только процесс охоты, чтобы доказать себе что можешь, что умеешь.
— Зови меня Леонид Александрович, Алексей, — понимающе улыбается он. — так это что, "Ключ Святого Карлоса" для тебя цель?
— Нет, это-средство. Цель- читать переписку мятежников. Ну и германцев и итальянцев, конечно.
— Широко размахнулся… — серьезнеет Котов. — ну так кому же, если не тебе- начальнику спецотдела. Республиканский генштаб это устройство точно уже не применяет, а вот у националистов оно в ходу. Правда в последнее время, по моим данным, высшее командование начинает переходить на немецкие шифровальные машинки.
— Но ведь они должны были сохраниться и у республиканцев, неужели ни одного не осталось?
— Специально я этим вопросом не занимался, цели такой не было, — подтрунивает Котов. — но из здешнего министерства безопасности мои люди увели талмуд с описанием прибора, очень похожего на шифратор Цезаря, которые мы делали в детстве с моим другом Мотей: два круга с буквами, дощечка и гвоздик посерёдке. Потом мне знающие люди, конечно, пояснили, что у испанцев приборчик будет посложнее и нам с Мотей с дешифровкой не справиться, хотя и сами в этом деле не блещут.
— Можно мне взглянуть на эту священную книгу? — С замиранием жду ответа.
— Я настаиваю на этом, — поднимается Котов с лавки. — жди здесь, сейчас принесу.
"Не шибко умелый жертёж тушью, пара страниц машинописного текста, ну и с десяток таблиц приложения… больше похоже на краткий курс для чайников".
Встаю из-за столика, втиснутого между двух топчанов, но которых сопят мои подчинённые, подливаю из кувшинчика оливкового масла в глиняную плошку с верёвочным фитилём (на нашей фазенде электричества нет) и делаю несколько наклонов и приседаний чтобы разогнать кровь.
Две вращающиеся, сцепленные между собой шестерёнки с буквами на зубчиках и неподвижный круг с алфавитом по окружности.
"Количество зубцов на шестернях разное! На первой- сорок один, на второй- тридцать семь. Да это будет посложнее шифра Цезаря с его двадцати шестью алфавитами, тут их чуть меньше полутора тысяч, но всё равно не сравнить же с миллионом вариантов даже в самой простой модели "Энигмы". Справлюсь…. должен справиться".
Достаю из папки Берзина, в которой все перехваченные радиограммы разложены по датам и радиосетям, шифровку за третье ноября сети Центрального командования франкистов. Шестого началось наступление под Мадридом, значит где-то в начале текста радиограммы обязательно должно присутствовать слово "Мадрид".
"Я, конечно, погорячился насчёт полутора тысяч вариантов. Их было бы столько, если бы я знал какая съёмная шестерня из дюжины доступных использована, а так выходит — около семнадцати тысяч".
Беру наугад одиннадцатую, точнее не совсем наугад ведь радисты тоже люди, тоже хотят упростить себе жизнь: ноябрь- одиннадцатый месяц, и начинаю мысленно крутить шестерни, начиная с первых позиций обеих шестерён. Мысленно считываю тридцать последовательно выпавших букв со второй шестерни, записываю их на листок (облегчаю себе задачу) и сравниваю с текстом шифровки. Мимо. Не страшно, сдвигаю начальную позицию второй шестерни на шаг и повторяю операцию- снова мимо.
После часа такого выкручивания мозгов делаю перерыв, подхожу к окну и открываю форточку. С моря доносится мерный рокот прибоя. Петров вздрагивает всем телом и рывком садится на постели, трясёт головой. Встаёт, переминается с ноги на ногу, и прямо в трусах и майке с надписью "Динамо" спешит к двери.