Наконец пришёл черед тореадору показать свою собственную квалификацию: шпага миновала сердце и попала в лёгкое бедного животного, кровь хлынула фонтаном, залила ему глаза. Бык приткнулся к барьеру и затих. Свист и проклятья публики послужили тореро наградой. Второй тореадор посвятил своего быка коммунистической партии и донье Долорес Ибаррури. Стадион встал и бурно приветсвовал Пассионарию, которая оказалась в соседней с нами ложе. Впрочем моей Жози хлопали не меньше…
На арену выбежал огромный матёрый зверь: сильный, быстрый, с длинными рогами. Долго, рискованно и изящно "красный" тореро играл с этой махиной, не раз пропускал на волосок от себя, оставаясь неподвижным и, уже доведя быка до последней степени ярости в конце схватки, показал и вовсе сногсшибающий трюк- повернулся к нему спиной. Стадион замер, в полной тишине отчётливо слышно частое дыхание разъярённого животного. Рога ринувшегося на тореро быка просвистели в сантиметре от смельчака. Вздох облегчения многотысячной толпы слышен, наверное, во всём городе. Шатаясь и истекая кровью, чудовище с трудом разворачивается и вновь приближается к тореро, мотая головой, но тут в воздухе сверкает шпага и поражённый в сердце бык падает к ногам победителя.
Раскрасневшаяся Жозефина в едином порыве с испанской публикой оказывается на ногах и восторженно приветствует "красного" тореодора не жалея ладошек.
— Товарищ Чаганов, — шепчет мне сзади на ухо человек Эйтингона, поставленный охранять вход в ложу. — на минутку…
— В чём дело? — недовольно хмурю брови, в открытую дверь вижу, что Кольцов уже сидит на моём месте.
— Товарищ Котов вызывает, срочно. — Рядом с охранником переминается с ноги на ногу вологодский амбал.
"Что там у него стряслось"?
Бегом спускаемся по пустым каменным лестницам "колизея", проходим под выходной аркой, сопровождаемые недоумёнными взглядами билетёров, пересекаем трамвайные пути и мы уже в холле гостиницы. Сопровождающий почему-то заводит меня в президентский люкс к Орлову, где мои ребята упаковывают "БеБо" в ящики: двухдневный марофон Большого совещания завершён. Навстречу поднимается Эйтингон (Орлов уже выехал в Барселону) и манит за собой. По винтовой лестнице прямо из номера поднимаемся в прямоугольную башенку и из неё через стеклянную дверь выходим на плоскую крышу отеля.
— Я вот зачем, Алексей, позвал… — слова Эйтингона потонули в рёве толпы с соседней арены.-… не надо тебе больше встречаться с этой девушкой.
— Но вы же сами, Леонид Александрович, просили…
— И не возражай, — повышает он голос. — я за тебя перед Самим отвечаю. Кровь молодая в тебе больно играет. Это ж надо было додуматься идти с ней в первый попавшийся номер. А если б слежка за ней была? Сидел бы сейчас в подвале у Канариса.
— А зачем я нужен Канарису в подвале? — С трудом подавляю раздражение. — Я даже устройство этой машинки толком не знаю и ключи меняются каждый раз. Ну какой от меня им толк? Иметь свой источник на Лубянке и в Кремле разве не лучше?
— Это приказ. — Котов поджимает губы. — Всё. Жозефиной сейчас занимаются другие люди.
"Нет, ну это нормально? У каждого и жена, и переводчица… а у меня из под носа уводят законную добычу"!
Севилья, район аэропорта Таблада.
25 декабря 1936 года, 17:30.
Мамсуров.
— Сколько до цели? — Мамсуров, взглянув на часы, старается перекричать рёв двигателей "Юнкерса".-Через пять минут на земле заход солнца!
— Идём по графику, — откликается пилот Тимофей Хрюкин, один из лучших пилотов авиаполка, которого рекомендовал Голованов для участия в операции. — осталось двадцать километров, вон уже Севилья на горизонте.
Высокому широкоплечему парню форма испанского лётчика оказалась мала, поэтому он надел чёрный комбинезон немецкого механика, найденный на борту. Так же одеты все диверсанты, включая Масурова, отличает их от врага лишь белая повязка на левой руке.
— Курт, вызывай Цветкова. — Хаджи-Умар сжимает плечо радиста, устроившегося в кресле второго пилота.
— Цветков ответил, они- готовы! — Возбуждённо кричит тот через минуту.
Десять минут назад по радиоканалу связи с "Легионом Кондор" Курт, молодой радио-механик из Москвы, сын сотрудника Коминтерна, а сейчас боец-интернационалист из отряда товарища "Ксанти", отправил радиограмму, подготовленную Чагановым, с просьбой к командиру легиона генерал-майору Шперле принять из-за возникшей неисправности на Табладе спецборт из Саламанки в Альхесирас. При составлении текста радиограммы долго не могли решить кого записать в "высокопоставленные пассажиры", но помог случай. Лина вчера услушала по радио франкистов, что Герман Геринг, уполномоченный по четырёхлетнему плану и Имперский министр авиации находится с визитом в Испании. На нём решили и остановиться.