— Пошёл! — Кричит командир Хрюкину и они с переводчиком бегут прочь от самолёта. Под пристальным взором Луссера лётчик начинает открывать вентили и крутить ручки управления. Резко хлопает крышка воздушного фонаря, откуда-то издалека взлетает белая ракета и повисает над мостом, освещая бронеавтомобиль, закрывающий проезд по нему. Как по команде захлопали ружейные выстрелы, заглушившие рёв включившегося двигателя и свист закрутившихся лопастей истребителя, обдав пылью дунувших к прибрежным кустам Пата и Паташона.
Постояв так с минуту, самолёт трогается с места и начинает разгоняться по рулёжной полосе. Мамсуров, смотрящий в хвост удаляющемуся истребителю, выпустил ещё одну ракету в направлении взлёта и перестал дышать не в силах понять всё ли идёт хорошо. Наконец у самого конца рулёжки самолёт задрал нос, оторвался от земли и быстро исчез в темноте.
Аэропорта Таблада.
26 декабря 1936 года, 14:30.
Канарис.
— Господин адмирал, дальше нельзя… — скрипучий голос офицера охраны вернул Канариса к действительности. — минёры ещё не закончили.
Длинная цепочка в серых шинелях, полукольцом охватившая здание аэропорта со стороны лётного поля, медленно продвигалась вперёд, то и дело один или другой минёр останавливался и втыкал деревянный колышек с красной отметиной в землю, помечая взрывоопасную находку. С другой стороны здания, со стороны дороги ведущей в город, стояло несколько допотопных пожарных машин. Их немногочисленные расчёты, замотав лица тряпками в попытке спастись от едкого дыма, вобравшего в себя смрад взрывчатки, горелого дерева и жареного мяса, часто меняясь у ручной помпы, заливали водой каменный скелет штаба "Легиона Кондор".
"Сто двадцать пилотов и около шестидесяти техников… лучшие из лучших: генерал Шперле, подполковник Рихтгофен, группа инженеров Вилли Мессершмидта. Есть, конечно, надежда, что кто-то из тех трёх десятков тяжело раненых, что привезли ночью в военный госпиталь, выживет, но от большинства погибших в этом чудовищном взрыве не удастся найти ничего. Судя по рассказам стоявших в оцеплении аэродрома, взорвался Ю-52. Подкатил ко входу и взорвался. Самоподрыв… какая азиатская дикость помноженная на красный фанатизм".
— Экселенц. — Адъютант с чёрными от бессонной ночи кругами под глазами на бледном лице протягивает радиограмму.
"В Лиссабоне приземлился спецрейс из Берлина с комиссией на борту и сегодня же она на машинах выезжает в Севилью. Руководить расследованием будет Гейдрих. Этот точно не упустит свой шанс подмять под себя и абвер. Хотя тут очевидна вина Люфтваффе, Гейдрих вывернет всё наизнанку".
— Спасибо, Георг. — Канарис поворачивается и идёт по направлению к своему картежу. "Надо быть реалистом. Судя по предварительным данным здесь действовала диверсионная группа русских, не верится что такое могли проделать испанцы. Пропал секретный истребитель, возможно вместе с "Энигмой"… А поскольку и за контрразведку в Испании тоже отвечает абвер, всех собак повесят на меня".
Запертый в машине Чарли начинает выть и отчаянно лупить передними толстыми лапами по стеклу, издалека заслышав шаги хозяина.
"Ну что ж, поедем с тобой, милый, назад в Свинемюнде. Вот только вернём должок оппонентам. Око за око"…
Адмирал подходит к машине связи.
— Срочно. Шифровка Штольце.
Валенсия, улица Хатива, 23.
Гостиница "Метрополь".
31 декабря 1936 года, 13:45.
— … а с товарищем Сталиным вы встречались? — Мои "оруженосцы" Базаров и Петров, забыв о еде, подались вперёд в ожидании ответа. — Ну чтоб как с нами, лицом к лицу?
— Встречался, конечно, и не раз… — неспеша разминаю вилкой патату и бросаю сверху кусочек жёлтого масла.
— И… какой он? — Не выдерживает Петров.
— Какой? — Добавляю в тарелку несколько крупинок грубой серой соли. — Ну, как вам сказать…. он- свой. Не такой, знаете, который хочет показаться своим, чтобы понравится тебе. Простой в общении, одинаково говорит как с наркомом, так же и с охранником. А ума- необыкновенного. Вот сколько страниц в день вы читаете? (Напарники смущённо потупили глаза). А он- самое меньшее пятьсот страниц. Живёт просто, ест простую еду. Да жуйте вы, черти… картошку тоже любит.
Спохватившись, они хватаются за ложки и многозначительно переглядываются.
"Повезло нашей стране с руководитетелем в трудные годы…, а затем всё покатилось под гору: пришли глупость, жадность, предательство… и, в конце концов, остались одни понты".