– Конечно помню, Екатерина Семёновна, мы встречались с ним на радиовыставке.
– Вы знаете моё отчество… – всхлипывает она. – вы же помните, как просили Володю дать вам знать, если придёт письмо от отца?…
– Да, помню.
– Володю забрали в НКВД, – Снова всхлипывает Ипатьева. – спрашивают кто такой Трубин.
– Не плачьте, Екатерина Семёновна, – с трудом скрываю свою радость: генерал откликнулся. – я вам помогу. А когда его арестовали?
– Три дня назад. Я вам звонила, но ваш телефон не отвечал.
– Ясно. Сегодня же выезжаю в Ленинград. Не беспокойтейсь.
– Спасибо вам, товарищ Чаганов!
– Не за что, до свидания Екатерина Семёновна.
Выхожу в приёмную, чтобы упростить связь со своим секретарём.
– Билет на поезд до Ленинграда, на сегодня на 23:55. Мягкий.
«Дедушка» сорока годков в чёрных нарукавниках кивает лысой головой и неспеша записывает мою просьбу на лист бумаги.
«Блин, у него ещё и с памятью проблемы… с памятью… Да мне же завтра на похороны! Чёрт, чёрт, чёрт».
Визуализирую нужную страницу телефонного справочника центрального аппарата.
– Курский – Курбский… Курбаткин! – Поднимаю трубку городского телефона.
– Спецкоммутатор! Семёрка! – Слышится бойкий девичий голос. – Дорожка?
– Сирень. Добавочный 315…
– Соединяю.
– Петр Николаевич, Чаганов беспокоит…
– Хорошо, что вы сами позвонили, Алексей Сергеевич, – хрипит помощник парторга. – а то я как раз сам собирался, столько людей в списке. Тут у нас изменения: отменяется почётный караул завтра…
– А похороны? – Вырывается у меня.
– И похороны. То есть, товарища Ежова с супругой уже похоронили…
«Нормально, когда успели? Ночью что ли»?
Левой рукой отодвигаю папку в сторону и раскрываю свежую «Правду», лежащую передо мной, так замотался, что не успел прочесть. На первой странице: фотография Чкалова, Байдукова и Белякова у карты Северной Америки, постаноыление Центрального Исполнительного Комитета СССР о награждении большой группы «испанцев». Листаю дальше – ни слова о Ежове!
«Дела. Пока в газете не сообщат о другом, Ежов продолжает руководить наркоматом»…
– … так о чём я хотел вам сообщить, – парторг откашлялся. – завтра в двенадцать ноль-ноль в Центральном клубе НКВД будет встреча нового наркома с руководителями управлений и начальниками отделов Центрального аппарата…
«Никак не успеть, поезд из Ленинграда идёт десять часов».
– Не знаете, Алексей Сергеевич, кто будет нашим новым наркомом? – В голосе Курбатова звучит деланное безразличие.
– Нет, Пётр Николаевич, не знаю.
– Понятно, – разочарованно вздыхает он. – вот предупредил, ставлю галочку.
«Позвонить Кирову? Зачем? Просто полюбопытствовать? Он, конечно, не раз говорил, что звони, мол, в любое время, но я этим не злоупотребляю – звоню только в случае крайней необходимости… Стоп! Ипатьев! Стране нужен порох, взрывчатка и высокооктановый бензин. Тут в колокола нужно звонить, а я застеснялся».
По «вертушке» никто не ответил, пробую по ВЧ Свешникову.
– Николай, мне надо срочно встретится с Сергеем Мироновичем. – Выпаливаю, едва заслышав его интеллигентый голос.
– Его нет, он у Хозяина на «Ближней даче»… Молчу, соображая.
– … но через час будет на месте. – Продолжает он услышав мой разочарованный вздох. – Хочешь, вышлю за тобой машину, если конечно, дело не терпит отлагательства?
– Не терпит, а машинк не нужно, я пешком, я тут на Большой Татарской. – Подскакивая со стула.
– Все пропуска в Кремль отменены и въезд посторонних машин тоже.
«Серьёзно всё».
– Тогда оставь мне пропуск на проходной, через час я подойду.
– Где же они? Только что тут стояли. – Кузнецов привстаёт на стременах, стремясь что-нибудь разглялеть в зарослях, обступивших дорожку. – В этом лабиринте чёрт ногу сломит… Оля наклоняется к земле, обхватив коня за шею, и пытается разглядеть следы на земле.
– Вот по этой тропинке прошли. Коля, ты с лошадьми за мной метрах в ста. Если потеряешь меня, то встречаемся здесь через полчаса. – Она легко спрыгивает с коня и неслышно растворяется в зарослях.
– Ну зачем мы связались с этими? – Из-за кустов раздался ноющий мужской голос. – По тихому надо было уходить.
– Ша, сявка… – Голос последнего показался показался Оле знакомым. Девушка потихоньку отодвинула берёзовую ветку с молодыми зелёными листочками: на небольшой полянке, покрытой прелой прошлогодней листвой и кое-где пробившуяся сквозь неё молодую травку, она увидела двух небритых мужчин в одинаковых спортивных рубашках со шнуровкой на груди и светлых парусиновых брюках. Один, тот что постарше, помахивал самодельным ножом перед лицами, лежащих у их ног и скулящих, расстрёпанных Пуси и Ганса. Неподалёку две лошади, привязанные к дереву, фырчат и прядают ушами.