Оля решительно двинулась в сторону Жжёнова, который начал отступать под её тяжёлым взглядом, но запнулся за лежащую толстую ветку и растянулся на земле, прикрыв голову руками.
– Ошибка «резидента», ни дать ни взять… пошёл впереди.
Начальник консульского отдела посольства Германии Герхард фон Вальтер обнял заплаканную Пусю за дрожащие плечи и усадил на заднее сиденье «Хорьха», рядом с ней расположился уже пришедший в себя Ганс.
– Курт, – бросил он шофёру. – эту я поведу, а ты езжай на моей. Отъехав на пару сотен метров от клуба, Вальтер останавливается на обочине грунтовой дороги и поворачивается к пассажирам.
– Как всё прошло, дорогая? – Берет за руку девушку.
Пуся, пытается что-то ответить, но из её груди лишь вырываются новые рыдания. Вальтер целует её руки, она потихоньку успокаивается. Консул переводит взгляд на Ганса.
– Всё гладко прошло, – возбуждённо принимается рассказывать тот, размахивая руками. – Шмидт посадил их за тот столик у окна, что с прослушкой. Пуся потом на прогулке мне рассказала обо всём. Я думаю, что НКВД клюнул: Шмидт с помощницей следовали за нами на прогулке, всё шло хорошо и тут – два этих бандита, как из-под земли…
Услышав о бандитах Пуся вновь зарыдала.
– … всё-всё, не буду.
– Может быть это были подставные? – Быстро спрашивает фон Вальтер.
– Нет, не может, я потом видел одного… – переходит на шёпот Ганс. – ну из тех, бандитов, у него был проломлен череп.
Москва, Красная площадь.
22 июня 1937 года, 11:30
У Спасской башни непривычно многолюдно: к окошку бюро пропусков, что расположилось слева от ворот, выстроилась очередь, которая, впрочем, движется быстро. Сами Спасские ворота закрыты для проезда, откыта лишь дверь в правой их створке, у которой в карауле стоят два молодых курсанта с винтовками.
– Это что ж, снова курсантов вернули? – Поворачивается ко мне, стоящий впереди мужчина в сером костюме и кепке из дорогой английской шерсти.
– Сегодня утром, Иван Дмитриевич, – Вступает в разговор стоящий за мной. – на смену батальону НКВД. И все пропуска отменили.
– Это я знаю, – он снимает кепку и вытирает мокрую бритую голову носовым платком. – соседу моему пропуск принесли в номер, а мне – нет. Говорят – не успели для всех напечатать, мол, многие ещё не получили, идите в комендатуру, там получите… а чрезвычайное заседание пленума уже в двенадцать.
«Интересно, помнится пленум ЦК должен был продолжится завтра»…
– Опять чрезвычайное, – кивает головой его собеседник. – всё у нас так, революции уже двадцать лет стукнуло, а всё – чрезвычайное…
У ворот тормозит большой правительственный «Паккард». Из передней двери выскакивает охранник в форме сержанта НКВД и подбегает к караулу, стоящие в очереди с интересом поворачивают головы в их сторону. Из двери появляется разводящий и что-то терпеливо объяснет сержанту.
– Что там, Казимир? – Из окна задней двери «Паккарда» высовывается голова начальника. – Почему не едем?
– Косиор… – над очередью пронёсся ропот.
В сопровождении ещё одного сержанта он подходит к воротам.
– Я – член Политбюро Станислау Косиор! – Раздражённо выкрикивает он. – Потрудитесь доложить что тут происходит! Вызовите коменданта!
В дверях появляется капитан с красными петлицами.
– Проходите пожалуйста, товарищ Косиор, – приглашает он, отступая в сторону. – но машина и ваши люди останутся здесь. Приказ нового каменданта Кремля.
Тревожная тень пробежала по лицу члена Политбюро, он на секунду замирает в нерешительности, глаза всех стоящих в очереди людей направлены на него.
– Чёрт знает что творится… – Косиор делает неуверенный шаг вперёд в сумрак сводчатого прохода Спасской башни.
– Товарищ Кабаков, – армейский старшина рассматривает красную книжицу члена ЦК. – вам в третью комнату, дверь справа от меня.
– Товарищ Чаганов, вот ваш пропуск. Оружие сдадите на входе, оружейка справа.
– То что ты рассказал о генерале Ипатьеве, Алексей, – Киров поднимается с места. – очень важно, но, жаль, времени сейчас нет. Может завтра?…
Сергей Миронович смотрит на моё расстроенное лицо и улыбается.
– …Ну хорошо, пошли, попробуем пробиться… заседание пленума через пятнадцать минут.
По угловой лестнице спускаемся на один этаж и попадаем в приёмную Сталина. Задремавший было Власик, оживляется увидев меня.
– Проходите, товарищ Берзин, – Открывает дверь в кабинет Поскрёбышев, его голос начисто лишён любых эмоций.