– Прошу прощения за вторжение… – продолжает режиссёр, ничуть не смущённый нашим холодным приёмом. – вчера я был в Кремле на просмотре. Наш фильм утвержён к прокату!.. За спиной Тимошенко послышались возбуждённые восклицания.
– … товарищу Сталину очень понравилась картина! И он… и он… – повышает голос режиссёр, стараясь перекричать коллег. – попросил меня устроить первый публичный показ фильма для футбольной команды «Динамо»! (Одобрительный рёв). У которой… у которой послезавтра, то есть уже завтра решающий матч с басками!
К привычному запаху пота стал примешиваться выхлоп перегара.
«Всю ночь, похоже, отмечали»…
Из коридора доносятся женские голоса, футболисты с интересом вытягивают шеи.
– Товарищ Чаганов, – шепчет мне на ухо замдиректора. – я подумал, сейчас после обеда будет подходящее время. Отдохнут ребята перед вечерней тренировкой. (Киваю головой). Отлично, обед накрыт, а в кинотеатре уже заряжают кассеты. (В подтрибунных помещениях стадиона «Динамо» были оборудованы кинотеатр и ресторан).
– Только это, Исаак Максимович, – ловлю его за рукав. Чтоб никакого алкоголя, творческому коллективу тоже не наливать…
Иду по длинному коридору вслед за игроками.
«Неужели так и сказал – решающий матч? Не нравится мне это нагнетание… хотя может быть и не нагнетание это, а наоборот… отвлекутся ребята, расслабятся».
– Товарищ Чаганов! – раздаётся со стороны лестницы срывающийся басок. – Это я – Севка Бобров!
С трудом узнаю в этом высоком мускулистом юноше в спортивном костюме с буквой «Д» на груди, того пацана, с которым встречался два года назад здесь же на «Динамо». Маленький вохровец цепко держит его за руку.
– Опять из дома сбежал? – Отпускаю охранника.
– Неа, – гордо расправляет плечи Бобров. – я уже самостоятельный. Семилетку окончил, осенью начинаю учёбу в ФЗУ. И ещё, меня в юношескую команду «Динамо» Ленинград взяли.
– Молодец! Рад за тебя. – Хлопаю Севку по плечу. – Голодный? Пошли обедать, а то как бы наши проглоты не съели всё.
Заполночь, на гудящих ногах сворачиваю в Докучаев переулок к дому.
«Длинный-длинный день»…
Просмотр картины и последовавшее за ним обсуждение получились неожиданно душевными: звёзды футбола снисходительно закрывали глаза на нелепые прыжки и ужимки в воротах Антона Кандидова, на «игроков», бегущих за мячом по полю как стадо бабуинов и женщину в мужской раздевалке, поднимающую у футболистов… боевой дух. Звёзды экрана, пьяные от успеха у равновеликих им по популярности людей, почти не задирали нос.
– Действительно понравилось? – Недоверчиво смотрит на меня автор сценария Лев Кассиль, тряхнув пышной кудрявой шевелюрой. – Тогда скажите, кто из героев вам ближе всего?
Вся тусовка заинтересованно поворачивается к нам.
– Карасик, – мои слова тонут в дружном смехе. – я, ведь, и сам инженер…
– И вратарь тоже, – серьёзно добавляет Ильин (съёмочная группа заглатывает наживку). – целый день его тренируем, как те пацаны из вашей фильмы. Не верите? Увидите завтра!
«Снова смех, снова шутки. Но пора заканчивать, хорошего – понемножку. Через полчаса – тренировка».
Игра команды, что особенно стало заметно на вечерней тренировке, заиграла новыми красками. В двухсторонней игре, несмотря на привыкание к своей ускоренной реакции снова пропускаю пять мячей: нападение основного состава с оттянутыми полусредними рвёт оборону дубля, как Тузик грелку.
«Не расплескать бы до завтра этот боевой запал».
Поработать в СКБ не удалось (Севку отправил ночевать к себе домой), так как телефон разрывался от звонков с просьбами достать билет на завтрашний матч.
– Лёха. – Слышится тихий голос Гвоздя из подворотни. Ныряю туда и мы замираем на минуту: слава богу, хвоста не наблюдается. Определённо особисты перешли к стационарным постам – весь день провожу на людях в трёх – четырёх известных наперёд местах.
– Малява тебе от подруги твоей… – шепчет он.
Сую в карман листок бумаги.
– … и это..
«И ты, Брут! И тебя поразила футбольная лихорадка»?
– … мы тут с братвой газетку читали… – растягивает слова Гвоздь. – статью прокурора.
«Понял о чём ты»!
Недавно «Известия» напечатали рассказ Льва Шейнина, прокурора по особо важным делам, о том, как старый уголовник, едет в Москву в Прокуратуру СССР кается в своих грехах, клянётся порвать с преступностью. Прокурор ему верит и отпускает на все четыре стороны. Слышал, что за месяц, прошедший с той публикации, в приёмную прокуратуры обратились с просьбой об амнистии десятки людей.