С улицы доносится шум тормозящих машин, она осторожно выглядывает вниз. Из открытых дверей двух «эмок», остановившихся у подъезда, появляются шестеро крепких парней в форме НКВД. Старший негромко раздаёт указания. Оля напрягает слух.
– Васильев, ты к пожарной лестнице. Вы двое – поднимаетесь на лифте в квартиру, да захватите с собой коменданта и ключи с вахты, – так… ты Гайнуллин – наверх по лестнице. Мы вдвоём с Хвостовым остаёмся внизу. (Подошедшему мужчине). Она дома? (Неясное бурчание). Хорошо, по коням!
Оля быстро метнулась в спальню и уже через мгновение вернулась на кухню, на ходу запихивая за пазуху паспорт. Как пушинка взлетает на подоконник, металлически щёлкает шпингалет и тонкая девичья фигура оказывается на узком парапете, идущем на уровне перил балкона вокруг здания.
– Вот, Валентин Петрович, – с соседнего балкона раздаётся глухой стариковский голос. – а я то мнил себя знатоком женской души. Отстал от жизни, не было такого в наше время, что бы дамы в окна к кавалерам лазали…
– Не наговаривайте на себя, Александр Иванович, – смеется его собеседник. – Это – Аня, она живёт у соседей, нянечкой служит…
– Добрый вечер, товарищ Катаев, – Оля прижимается щекой к стене. – и вы…
– … товарищ Куприн, с вашего позволения. – Смеётся старичок.
– … очень приятно… спасаюсь от черезчур назойливого… поклонника из органов, – шепчет девушка, осторожно на носочках двигаясь по узкому парапету: пятки висят в воздухе, руки прилипли к стене. – вы уж меня… не выдавайте ему, ладно?…
Мужчины с ужасом смотрят как девушка балансирует над бездной, мёртвой хваткой вцепившись в перила балкона.
– Бывало такое в Ваши времена, Александр Иванович? – Оля достигает водосточной трубы и неслышно скользит по ней вниз, тормозя ногами за крепления к стене.
– Да…, то есть нет… – с облегчением выдыхает писатель, когда отважная девушка благополучно достигает земли.
– Мо-лод-цы! Мо-лод-цы! – несётся вслед триумфаторам, которые, закончив круг почёта вокруг арены, стучат шипами по пути в раздевалку.
– Надо выпить, – заговорщически подмигивает капитан. – а то руки до сих пор дрожат. Исаак Максимыч, организуй.
Камерер понятливо кивает головой и исчезает. В душевую мгновенно возникает очередь и я опускаюсь на длинную скамейку, напротив шкафчиков. Ощупываю ногу, пытаюсь повращать ступнёй.
«Болит, зараза, но связки – целы. Ушиб… скорее всего».
В комнату, постучавшись, заходит Свешников.
– Товарищ Киров поздравляет команду с победой и приглашает всех завтра к себе в Кремль. В восемнадцать ноль-ноль. А сейчас отдыхайте! – Слова секретаря Кирова встречаются одобрительным гулом.
– Молодец, Алексей, – шепчет он мне на ухо, обнимая. – Ты можешь всё. «Может сложиться такое впечатление… у стороннего наблюдателя».
Дверь в раздевалку распахивается настежь.
– Ну, где тут наш герой? – Ежов в сопровождении Фриновского появляется на пороге.
«Так уж и герой».
Останавливаюсь у входа в душевую и поворачиваюсь, расправляя плечи. Нарком заключает в свои объятия зардевшегося Севку.
– Учитесь, как надо играть! – Ежов обводит суровым взглядом расхристанных футболистов, поднявшихся на ноги при виде начальства. – А-а, поздно вам уже учиться… (оборачивается назад на свою свиту, напирающую сзади. Свита согласно закивала.) гнать вас надо! Молодым дорогу надо давать!
Давно заметил такую его особенность: начинает речь вроде за здравие, в середине – распаляет сам себя, а в конце – хоть святых выноси. А если выпьет, то такая смена настроения происходит в течении одной фразы.
– Ладно, с вами позже разберёмся, – засовывает ладони под ремень. – когда следующий матч?
– Послезавтра, с минским «Динамо».
– Значит так, Чаганов, – Ежов приподнимается на носках. – поедешь…
– Товарищ нарком, – тяжело опускаюсь на стоящий рядом стул. – травма у меня (показываю успевший опухнуть сустав)… перелом, скорее всего.
– А-а-а! – С досадой рубит рукой. – Всё у тебя не слава богу.
К Фриновскому подлетает порученец, растолкав толпу, стоящую в дверях раздевалки, и что шепчет ему на ухо. Ежов вопросительно смотрит на подчинённого, тот отрицательно машет головой.
– Твою мать… – шипит нарком и вылетает из комнаты.
Как по мановению волшебной палочки все посторонние исчезают, а на пороге остается Камерер с двумя бутылками шампанского в руках и большим бумажным пакетом.
– Ростовское, сладкое, – испуганно произносит он. – больше ничего нет. Кухня закрыта, работает только буфет.