Собраны и испытаны на столе две авиационные радиостанции: сам отвёз их в Щёлково, где в разгаре подготовка к перелёту Москва – Северный полюс – Америка. Как и ожидалось Чкалов отнёсся к неиспытанному оборудованию с прохладцей (его экипаж вылетает в Америку восемнадцатого июня). Вообще-то, Громов был тоже готов к полёту, но вчера с его самолёта сняли испытанный двигатель и переставили его на чкаловскую машину: теперь не успеть – чтобы испытать новый мотор потребуется месяц. Впрочем он перенёс этот удар стоически (может сказалось моё предупреждение тогда, в ресторане «Гранд-Отель»), шутил даже и с радостью согласился начать испытание рации в полёте.
– Ты слышал, Алексей, что Голованов вернулся из Испании? – Спросил Громов, когда после передачи радиостанций техникам мы остались одни.
– Нет, не слыхал, видел только в газетах указ о присвоении ему звание героя Советского союза…
– Говорят, что идёт на заместителя начальника Управления ВВС РККА к Локтионову…
«Отличная новость! Свои люди в руководстве авиацией. Вот только будет ли это на пользу советской авиации? Не уверен. Заслуги Голованова в создании Авиации Дальнего Действия – бесспорны. А как сложится с руководством всеми военно-воздушными силами? Хуже не будет… Кто знает, хуже может быть до бесконечности. Одно успокаивает: Главный маршал делал карьеру во время войны, которая как лоток старателя вымыла всю пустую породу, оставив на сетке блестящие самородки».
– Напрасно беспокоетесь, Михал Михалыч, я хорошо знаком с товарищем Головановым. Большего энтузиаста дальних перелётов вам не найти. Помнится, он не так давно сам планировал кругосветный перелёт по семидесятой широте.
– А Леваневский? – Лицо Громова вновь помрачнело. – Если у Чкалова всё пройдёт успешно, то руководство может решить, что второй перелёт на АНТ-25 – лишний… И отправить Леваневского в Америку на самолёте Болховитинова. Как ты думаешь?
«Интересно, они о чём-нибудь другом думают? Настоящее сражение амбиций. Впрочем, не всегда амбиции – это плохо, думаю, именно в такой борьбе и могли родиться эти достижения. А Леваневского с экипажем определённо надо спасать»…
– То же, что и раньше, товарищ Громов, – делаю важное лицо. – готовьтесь спокойно. Ваш (делаю ударение на слове «ваш») перелёт отменён не будет!
Москва, Кремль.
Кабинет Сталина.
1 июня 1937 года, 20:30
– Что замолчал? – Сталин останавливается напротив Кирова. Он и Молотов, сидящие за столом заседаний, жадно смотрят на дымящую трубку хозяина кабинета: правило «в своём кабинете курю только сам» исполняется неукоснительно.
– Думаю, что зря мы пошли на созыв пленума, – отвечает тот. – надо было тянуть до выборов.
– Вы тоже так думаете, товарищ Молотов? – Вождь хмурится, переходит на официальный тон, ответ Кирова ему не нравится.
– С одной стороны это, конечно, так… – Предсовнаркома достаёт из кармана носовой платок, снимает с переносицы пенсне и дышит на стёкла. – но и никак не отвечать на приходящие сигналы мы не можем.
– Именно! – Неожиданно горячо реагирует Сталин. – Сигналы. И не только от Ежова, по партийной линии тоже. Вы же сами, товарищ Киров, утверждали, что у вас в Рязани органы раскрыли кулацкий заговор.
– Утверждал, – поднимает голову Киров. – только не кажется вам подозрительным, что всё занялось разом, как будто запалили избу со всех углов. Как по команде. Боюсь, что готовят они нам бой на пленуме.
– Моими словами заговорил, – усмехается в усы вождь. – это ведь товарищ Сталин у нас мнительный… так?
– Неважно кто что раньше говорил, – Киров не обращает внимания на язвительный тон вождя. – ситуация очень серьёзная… может быть перенести пленум или ещё лучше отменить.
– Нет, нельзя, – Молотов водружает пенсне на нос. – это несерьёзно… Могут принять за слабость руководства или за страх оказаться на пленуме в меньшинстве. Я закурю (достаёт папиросы).