– Ки-и-и… Ай! – Едва успеваю закончить «уширо» (удар ногой с разворота), выпрямиться и поставить руки на пояс.
Подорительный глаз Макара, выглянувший из темноты, видит своего бывшего начальника, по пояс голого и босого, делающего гимнастику.
– Ну и кто из нас умнее? – Бубнит он из-за двери.
Скромно помалкиваю: глупо злить человека, приносящего тебе еду. (Мой живот заурчал). Потом представил как Макар со смаком плюёт мне в тарелку и есть сразу расхотелось. Заканчиваю упражнения и начинаю по-сталински ходить по камере взад-вперёд, мысли сразу прояснились. Пытаюсь восстановить в памяти события последних суток и «покадрово» – эпизод в квартире.
Москва, Кремль,
Свердловский зал.
20 июня 1937 года, 17:00
Последнее сегодня вечернее заседание должно вот-вот начаться, все ждут председателя и президиум, которые задерживаются. Делегаты пленума, пользуясь возможностью, вполголоса обсуждают наиболее нашумевшие выступления.
– Здорово Каганович врезал Хрущёву, что тот – бывший троцкист. – Возбуждённо шепчет один делегат другому.
– Да… не поленился, протокол партийного собрания Донтехникума где-то отыскал, не иначе Лазарь помог. – Поддакивает собеседник. – Не зря говорят, что написано пером не вырубишь топором. А там и списочек обнаружился во главе с секретарём парткома Хрущёвым тех, кто голосовал за «левую оппозицию».
– У них так… – подмигивает первый. – брат за брата горой стоит. Не отмоется теперь Никита.
– Никитка? Плохо ты его знаешь, этот выкрутится: смотри как ловко стрелки на Андреева (Секретарь ЦК) перевёл, мол, тот тоже был троцкистом, но раскаялся и был прощён. Выкрутится и ещё всеми нами покомандует, помяни моё слово. А вот Каминский (нарком здравоохранения СССР) с огнём играет: «НКВД продолжает арестовывать честных людей… Так мы всю партию перессажаем». Ох, не простит Ежов ему этих слов.
Внимание всех ссобравшихся привлекает кружок уверенных в себе мужчин средних лет, занявших пятачок между помостом, на котором расположен президиум с трибуной, и первым рядом мест делегатов. Среди них выделяются Косиор, Постышев, Рудзутак и Эйхе, чуть особняком стоит Ежов, постригшийся наголо. Все они, за исключением Ежова, в одинаковых однобортных костюмах и, на первый взгляд, количество френчей и гимнастёрок в зале на пленуме ЦК уже уступает числу пиджаков… впервые с Октября.
Кружок новых лидеров, чувствуя пристальное внимание делегатов, ведёт себя немного развязно: Эйхе с Рудзутаком шутливо подталкивают Косиора на помост, тот картинно упирается, Постышев что-то говорит Ежову, а он деланно хохочет. Из противоположных дверей круглого зала появляются Шаппиро и Фриновский, чуть не переходя на бег, они устремляются в направление президиума. Провожаемые недоумёнными взглядами собравшихся, те одновременно предстают перед своим наркомом: начальник ГУГБ протягивает ему серый бумажный конверт, начальник склоняется над ухом шефа.
– Что?! – Восклицание Ежова прозвучало неожиданно громко в притихшем на секунду зале.
Левая рука маленького человечка скользит по бритой голове к затылку, правой он машинально хватает конверт. Секунду стоит потрясённый и вдруг бросается к выходу, сопровождаемый своими подчинёнными и тревожными взглядами делегатов. Эйхе тянет за ним руку, беззвучно раскрывая рот. Троица исчезает за шторой, а через противоположную дверь в зал входит улыбающаяся «сталинская группа», ведомая вождём. Внимание зала быстро переключается на неё: делегаты бросаются занимать места, захлопали сиденья. Сталинцы оттесняют от помоста рассыпавшийся кружок оппозиционеров и неспеша занимают свои места в президиуме.