Видно, коровам было уже в привычку переплывать через реки. Попив из Днепра воды, они, отдуваясь, неторопливо шли на глубину и направлялись к противоположному берегу. Боявшихся воды и не умевших плавать среди скопившихся близ переправ бойцов оказалось не так уж мало. И вскоре каждая корова была облеплена людьми, как мухами. Держались за хребтины, перебросив через них оружие, за хвосты, за рога. У многих коров на рогах висели винтовки, автоматы, вещмешки. Бессловесная скотина медленно, но верно плыла через реку, чутко прислушиваясь к выстрелам бичей в руках сопровождавших стадо немолодых скотников.
Ширь Днепра сплошь покрылась плывущими в обнимку с корова-ми бойцами. И с той же силой, как гремело сейчас при виде падающих «юнкерсов» «ура», если не с большей, раскатисто взревела по всей пойме гомерическим хохотом многотысячная рать. В этом безудержном, размашистом хохоте было, казалось бы, что-то противоестественное, ибо рядом умирали тяжело раненные, продолжали взрываться немецкие снаряды и мины, губя людей и превращая в железные ошметья технику. Но таков был характер российского воинства.
Вслед плывущим неслись ироничные, беззлобно-насмешливые выкрики:
– Эй, коровий род войск! Держите точно на восток!
– Защекочешь буренку, сержант! Осторожнее!
– Эгей, который за хвост держится! Не включи корове задний ход!..
Вдруг среди плывущего стада рванул снаряд, всплеснув вверх огонь и воду. И как обрубил смех на берегу. Окрасился кровью Днепр. Многие коровы вместе с бойцами пошли ко дну…
И тогда в реку кинулись десятки добровольных спасателей, даже не успев раздеться.
– Ваша идея?
Миша Иванюта, потрясенно смотревший с берега на то место, где взорвался снаряд, повернулся на обращенный к нему голос и увидел рядом с собой… старшего лейтенанта Ивана Колодяжного.
– Ты ли это?! – обалдело спросил Миша.
– А это ты, холера?! – Колодяжный коротко хохотнул. – Коровий стратег от журналистики! Живой, значит!
– Живой, да вот отбился от своих, – с чувством виноватости сказал Иванюта.
– Здесь все свои, – с приглушенной грустью успокоил его Колодяжный. – Дуй за Днепр и держи путь на Городок. Там сборный пункт. Пойдем к переправе.
– А ты что здесь делаешь?
– Собираю таких, как ты, недоумков, что от своих отбились. Одних в трибунал отдаю, а других милую.
– Как со мной поступишь?
– Дай закурить, тогда отпущу на свободу.
– Закурить не дам – не курю. А вот кое-что другое сейчас будет, – Иванюта расстегнул свою планшетку, распахнул ее. и показал Колодяжному газету «Красная звезда». Под прозрачным целлулоидом был виден в ней указ о награждениях. – Вот читай, товарищ капитан! Да-да, не старший лейтенант, а капитан! И с орденом Красной Звезды вас!!! Не младший, а политрук Иванюта поздравляет!
Вот так и было на этом обильно политом кровью крохотном клочке планеты: здесь колотились боль, страх, муки. И вспышки веселья, радости, когда был к тому повод. И многих людей привела сюда Старая Смоленская дорога, чтоб открыть перед ними новые дороги войны, коей предстояло еще не один год буйствовать на советской земле.
41
Федор Ксенофонтович Чумаков сидел в пижаме на скамейке под старой липой, с тыльной стороны госпитального здания, курил, переговаривался с другими выздоравливающими ранеными, отдыхавшими тут же в плетеных креслах, любовался лугом и лесом, видневшимися за Москвой-рекой. День клонился к исходу, дышал свежестью и запахами цветочных клумб.
Неожиданно с угла здания послышался звонкий девчоночий голос:
– Генерала Чумакова просят зайти в палату!
Федор Ксенофонтович оглянулся на голос, увидел молоденькую санитарку в белом халате и белой косынке. Поднялся, взглянул на наручные часы: было ровно семнадцать. Зачем понадобился в столь неурочную пору?
В палате застал своего лечащего врача – полнотелого военврача третьего ранга – и замполита госпиталя – полкового комиссара, уже немолодого мужчину с грустными проницательными глазами. Оба они были чем-то обескуражены.
– Федор Ксенофонтович, – обратился к Чумакову полковой комиссар, – нам приказано, исходя из вашего самочувствия, разрешить вам поездку в Москву. Как вы?.. Сможете?
– Я готов, – без колебаний ответил Чумаков и тут же увидел на спинке кресла новенькое генеральское обмундирование, а рядом на полу – хромовые сапоги. В темных петлицах гимнастерки заметил по три золотистые звездочки и смутился: – Это мне?
– Так точно, товарищ генерал, вам, – ответил замполит.
– Значит, ошиблись в звании: я ведь – генерал-майор, а тут знаки различия генерал-лейтенанта.
– Привезли из Москвы форму, – пояснил врач.
– Ошиблись. – И Федор Ксенофонтович, взяв гимнастерку, стал отвинчивать с петлиц по одной нижней звездочке. – А кто привез?
– Полковник. Он дожидается вас в машине.
Верно, Федор Ксенофонтович видел при входе в здание черную эмку. Рядом с ней стоял, раскуривая папиросу, моложавый полковник в форме НКВД.
«Что бы это значило?» – размышлял Чумаков, надевая на себя новенькое генеральское одеяние. Его оставили в палате одного.
Когда натянул сапоги, то почувствовал, будто у него прибавилось сил и бодрости. Действительно, раны его зажили, хотя на следах ран от осколков образовавшаяся кожица была еще розовой и болезненной, если прикасаться к ней.