На этот случай, он хорошо знал, было замечательное средство – надо было облить ледяной водой из ведра. Ничего, все калеченые в миг восставали, вереща. Ну а самым упорным надо было применить крайнее, но эффективное средство – ударить элестрическим (на самом деле электрическим) током. Даже подлетает, подвывая.
- Алешка, воды! - приказал Виктор Аркадьевич в полуоткрытую в коридор дверь конвойному Одинцова и пока сел на свое положенное следователю место – ждать.
Однако вместо рядового Одинцова в помещение вошел высокий чин – начальник розыскного отдела Мурманского НКВД капитан госбезопасности Мирон Гаврилович Абрамов, изрядная дубина в соответствии со своим именем.
- Что не работаешь, опять сопли жуешь? - с ходу обрушился он на следователя с нехорошей улыбкой человека, раскрывшего, наконец, сеть вредителей и троцкистов в своем отделе.
Виктора Аркадьевича этим было уже не свалить, привык. Но он в тоже время понимал, что начальника ему не переговорить, у него, как-никак, есть сильное ведомственное оружие – административный ресурс. Поэтому он лишь молча встал и стал ждать.
Разрядив находившуюся в недрах души пружину, он уперся в следователя взглядом – мол, а по факту будешь говорить, товарищ вредитель, или тоже бить тебя?
Виктор Андреевич понял это, как отмашку сверху, и доложил:
- Товарищ капитан госбезопасности, работаю с очередным заключенным. Не рассчитал, теперь послал за водой, будем лечить.
- А-а! - увидел, наконец, Абрамов неподвижное тело испытуемого, хотел спросить, что же ничего с ним не делают, ведь кроме чудодейственной воды, есть и другие дедовские средствА (ударение на последней гласной), применяемые с помощью рук и ног, но тут с полным ведром воды пришел Одинцов.
Впрочем, Мирон Абрамов хотел все же попробовать указанные выше средстА. Воду, разумеется, не жалко, но она пусть стоит. Невелик барин, хотя и из центрального аппарата. Но на всякий случай все же сказал:
- С ним работайте много, тщательно, но аккуратно. В Москве телеграммой предупреждали, что б без эксцессов. Признавался хоть?
- Никак нет, товарищ капитан госбезопасности! - отрапортовал следователь, - молчит, гад, все пытается уйти от справедливого наказания социалистического судопроизводства.
Посмотрели на неподвижное тело, помолчали. Обоим было, что скрывать. Начальник розыскного отдела не сказал полного текста телеграммы из Москвы. А там, между прочим, говорилось не только об экцессах, но и недопустимости излишнего избиения. Последнее Абрамов вообще не понял. Как не бить, так же тогда советская юстиция будет работать?
А Виктор Аркадьевич думал о своем. Он же не сказал обязательного вопроса о троцкизме и вредительстве, совсем забыл, сразу начал бить! А если он очухается и все расскажет? Абрамов, козел, после этого точно не даст ничего стоящее, а, значит, карьера конец!
Наконец, Абрамов перестал размышлять, подошел к телу заключенного, начал его бить. Получилось у него не очень. Места оказалось мало, табуретка стояла, как оказалось, очень выгодно для зека. Поэтому получилось бить только ногами и только в определенные места, не очень-то подходящие.
К тому же Мирон Гаврилович очень жалел своих новеньких сапог и старался, чтобы они не касались пятен крови и, тем более, на них не брызгали капли крови. А того и другого у избиваемого было слишком много, чтобы Абрамов мог расслабиться. И от всей души отдаться любимому делу – избиению троцкистов, бухаринцев и прочих гадов.
Аж запыхался, стуча ногами о тело вредителя. И даже не в том, что звуков почти не было, тело же относительно мягкое. Вредитель не приходил в себя!
- Все ясно! - сделал вывод капитан госбезопасности Мирон Гаврилович Абрамов, - прячется, сволочь, пытается показать, что он без сознания. Облить водой и обстоятельно допросить. Разрешаю бить без каких либо ограничений, - приказал он Калинину, но тут же отдал обратно, помня о нерассказанной телеграмме: - однако помните, заключенный не должен быть умершим или, хотя бы, сильно искалеченным. Москва его ждет. Хорошо бы его отправить туда хорошими данными, обличающими во враждебной деятельности. Но нет, так нет, лишь бы мог говорить, а то лишимся и голов, и петлиц.
Сказал, и довольный, ушел по своим обязанностям. А Калинин, наоборот, посмотрел ему в спину с ненавистью и тревогой. Он понимал, Абрамов в любом случае прикажет бить. А вот то, какими оговорками он это дополняет, показывает, что долбанная Москва совсем не требовала бить полученного зека. Что, скорее всего, это инициатива самого Абрамова и в случае чего он сбросит вину за своего подчиненного. Ведь ишь как быстро удрал и даже еще прикрылся словами.