А крое того, он и не хотел так разговаривать. Знал ведь, что иной вариант – очередное битье, а не хотел. Ну его к богу!
Глава 20
Примерно через долгий час Виктор Андреевич (он спохватившись, представился), кое-как извинился за себя и за того парня (этим парнем, по крайней мере, в версии следователя, был его начальник) и, наконец, отпустил. Сергей Александрович ему даже удивился. Держать сырого, в крови, человека, избитого до шевеления на табуретке, это ж какую надо жестокость иметь! А потом мягко-мягко распрощается.
Кажется, но объяснил свою чрезмерную грубость. Чтобы спокойно разместить в тюрьме важного узника, нашедшихся зеков решили отсюда убрать. Как? Да поголовно расстрелять. Нет человека, нет проблемы!
А вот себя попаданец мысленно обругал. Не выдержал, попросил хотя бы стандартное тюремное одеяло, шерстяное, пусть и тоненькое. А следователь как будто и не слышал, хотя по глазам видно – слышал, но не захотел помочь. Сволочь, стоило только унижаться!
А вот парнишка – конвоец все-таки молодец, хотя и удивительно. Дай бог тебе здоровья, буквально доволок до камеры, хотя служебная инструкция, наверняка, этого не требовала. Не больница ведь, сам дойдет, а если откажется, то в морду его или в грудину. А то и под трибунал отдать, патроны у расстрельной команды всегда имеется.
С тем он дошел и почти всхлипнул, оказавшись в камере. Уж и в коридоре было холодновато, но там постоянно ходили люди и стояли батареи водяного отопления. А вот камере воздух был холоден и даже морозен. Батарея здесь тоже, кстати, была. С которой-то попытки, не раз упадя на пол и загваздав его грязью и кровью, Сергей Александрович дошел до нее и, шипя от боли, дотронулся. Рука явственно болела все сильнее и активизировать ее лучше бы не стоило. По крайней мере, до больницы, там, если и не вылечат, в чем попаданец сильно сомневался, ведь первая половина ХХ века! Но хотя бы сказать врачи могут – перелом, вывих, ушиб (ушибы)?
Но больше всего его расстроило то, что этот хероический-ий поход был выполнен зря. Батарея грелась чуть-чуть, на уровне легкой прохлады. Такое чувство, что батареи водяного отопления грелись не для отопления окружающего воздуха, а для того, чтобы вода в них не замерзла. Угля нет, кочегары в запой ушли? Или… зеки больше мучались?
Он-то как раз мучается от холода, уж лучше пусть у следователя. Хотя там пусть немного теплее, но очень уж больно! Нет, лучше уж в холодной камере.
Сергей Александрович прикинул все за и против. Главный минус – это сырая одежда, в таком виде она скорее холодит, чем греет. Главный плюс этой тюрьмы – центральное отопление – нейтрализуется безобразным употреблением. Были бы еще одеяла, а то все постельные принадлежности заключались в просторном холстяном мешке под соломы – для матраца, и небольшом холстяном мешке для подушки. А простите, греться как, у нас же не Африка, и даже не Московская область, а Севера!
Безмолвные крики попаданца, видимо, услышали. По коридору послышались шаги, дверь раскрылась и на пороге оказалась крепкая бабенка с пачкой постельного белья, рядовой НКВД с двумя одеялами и какой-то чин (Сергей Александрович не разобрался в его петлицах). Тот был с пустыми руками – не положено!
Наш заключенный уже имел большой опыт на Лубянке и потому почти проковылял на самодельную табуретку. Поэтому тюремная комиссия не нашла к чему придраться. Лишь ушлая бабенка, буквально вцепившись в лицо узника, на последок буркнула:
- Перед сном сполоснись, кровавые пятна увижу, - она замедлила и как-то неуверенно продолжила: - сам будешь мыть!
С тем комиссия и удалилась. Бабенка была, наверное, тюремной кастеляншей. А мужчины… может, просто надзиратели?
Умыться же надо, даже не для чистоты, а нехорошо же ходить с кровью на морде, да и раны умыть не мешает.
Холодная вода в холодную пору не очень-то радует, зато по-прежнему бодрит. А на лице, там где была содрана кожа ударами ног и рук, даже неприятно закололо. Едрить – бодрить, порядки тут какие-то странные, как минимум, но избили его изрядно. Легкая процедура по омовению лица и рук прошла, как средняя хирургическая операция без наркоза. Сергей Александрович несколько раз стонал, а один раз, не выдержав, выматерился.
Обессилев, попаданец укрылся сразу в два шерстяных одеяла и в первые за последние сутки почувствовал, что его опустило. И пусть он еще только вначале тернового пути, но ведь идет же! Ну а что будет впереди, так посмотрим. Тут в СССР в 1930-е годы такая тяжелая жизнь, что и расстрел как-то не страшит.