Б. Мезенцев. Ленинский мемориал в Ульяновске. 1970
Можно было бы сказать, что, городя вокруг себя все новые и новые заборы, училище ревностно защищало свои ценности (и свою территорию, на которую покушаются все постсоветские годы, ибо «на участке много свободного места»). Но какое отношение к этим ценностям имеют стеклопакеты убогого рисунка и еще более жуткого цвета, которыми дирекция заменила те волшебные деревянные рамы? За этими противоречиями встает образ не только советского балета – ужасного и прекрасного одновременно, но и породившего его времени. Как Корбюзье увидел в монастырских кельях предельную форму минимизации быта, так в балетном интернате воплотилась советская мечта о новом человеке, забывающем себя в труде (или в творчестве как высшей его форме). Это сосуществование двух крайностей (каторги и полета) чрезвычайно созвучно этому зданию – такому легкому и жесткому одновременно. Как никакое другое, оно воплощало образ коммунизма: простота, ясность, строгость, возвышенность – все тут. Недаром следующей советской интерпретацией виллы Савой станет ленинский мемориал в Ульяновске (1970): тот же план, те же ножки, те же ленточные окна, только все еще в три раза больше. А внутри – кондовый мемориал зловещему советскому богу.
15. Кафе «Времена года» (Музей современного искусства «Гараж») 1968; 2015
АРХИТЕКТОРЫ И. ВИНОГРАДСКИЙ, И. ПЯТКИН
ИНЖЕНЕРЫ А. БЕЛЯЕВ, В. ЩЕГЛОВА
РЕКОНСТРУКЦИЯ: АРХИТЕКТОРЫ РЕМ КОЛХАС, БЮРО OMA
ул. КРЫМСКИЙ ВАЛ, 9, стр. 32 
ОКТЯБРЬСКАЯ, ПАРК КУЛЬТУРЫ
Крупнейшее в Москве кафе, одновременно служившее танцевальным залом. Грандиозный масштаб соответствует эстетике времени
Переосмысляя в шестидесятых Москву, архитекторы не могли оставить в стороне главный парк страны – как ни крути, памятник сталинской эпохи. Еще в 1961-м мастерская Шевердяева параллельно с Государственной картинной галереей проектировала по другую сторону от Крымского моста танцзал на 2000 человек. Задачей модернистского павильона было перебить впечатление и отвлечь посетителей от помпезного главного входа. Подчеркнутой горизонтальностью и планом в виде сильно вытянутого прямоугольника (37 × 108 м) он напоминает как новую Третьяковку [46], так и будущие «Времена года», причем с кафе его роднит еще и остекление по всему периметру. Танцзал не построили – надежные конструкции безопорных перекрытий такого пролета научились делать только к середине десятилетия – а задача перекодирования парка осталась.
В 1966 году, когда проводился конкурс на новую концепцию центра Москвы, мастерской Виноградского, много работавшей в Сокольниках [80] и на ВДНХ [81], поручили проект реконструкции ЦПКиО. Парк предстояло расчистить от «мелких временных построек», построить в нем здания «столичного масштаба» и проложить новые широкие эспланады. Одна из них вела от набережной, примерно от того места, где планировался танцевальный зал, в глубину парка. Вот туда, к конечной точке прожектированной эспланады и переехал павильон, немного переменивший функцию: с ростом благосостояния граждан кафе с танцплощадкой оказалось актуальнее танцзала с кафе.
Разрез и план 2-го этажа
Вестибюль с лестницей и деревянным рельефом на месте мозаики. Конец 1960-х годов
Реконструкция парка не состоялась, а кафе построили. Четкий параллелепипед, нависающий консолями над первым этажом, сияющий стеклом, стемалитом и алюминием, смотрелся эффектно, хотя уже в 1968 году рецензент робко указывал на то, что архитектура получилась не совсем парковой и лучше было бы разбить гладь стен открытой террасой и наружными лестницами.
В логике же архитекторов важнее было по максимуму использовать расположение здания, открыв виды на парк из залов второго этажа. Огромные стеклопакеты, выпуск которых был по этому случаю налажен на Саратовском заводе технического стекла, были составлены в сплошную ленту остекления. Второй этаж, где находились основные обеденные залы и бар с танцплощадкой, мыслился как своеобразная смотровая площадка для любования кронами растущих вокруг деревьев, меняющими вид в зависимости от сезона, – отсюда и название «Времена года». Первый же этаж был занят кафетерием с самообслуживанием, который в зимнее время должен был служить теплым убежищем для конькобежцев: расположенный в середине длинной стены вход не имел ступенек, чтобы внутрь было легко пройти, даже не снимая коньков. Вход в бар находился в торце, что позволяло при необходимости отделять его от остальных помещений. Кухня и все технические службы размещались в «сердечнике», окруженном несущими стенами, что помогло решить проблему перекрытий.