— Это убивает меня, — повторял он, растирая грудь, и обмахивал себя опахалами, и пил сердечные снадобья, распространяющие вокруг запахи аптеки и страдания.
Гордей просто плакал, что ему как отроку прощалось, плакал почти беспрерывно. И вдруг, словно подхватив от него переходящую болезнь, разрыдался и Дарий Глебович, затряс плечами, зачастил всхлипами, скрывая их за кашлем. Он прижимал к глазам платок, страдальчески охал и снова рыдал навзрыд. Это продолжалось с четверть часа. Удивленный мальчик, сначала испугался, затем обрадовался — наконец, отец избавится от внутреннего напряжения, сводящего его в могилу.
— Хорошо, папа, молодец, — приговаривал он. — Плачь сильнее, не стесняйся. Сейчас тебе полегчает, — и гладил его по спине, держа наготове стакан воды.
Когда плачь начал ослабевать, Дарий Глебович потянулся за водой.
— Пей маленькими глотками, — предупредил Гордей. — Помни все предписания, как выходить из приступа.
— Да, милый, спасибо, — Дарий Глебович старательно прихлебывал воду, чередуя глотки с паузами, чтобы сердца ритм и все внутренние спазмы спокойно и постепенно выровнялись, и расслабились.
Но они не знали еще одного совпадения, почти мистического — одновременно с ними, причем в том же самом направлении, из Москвы на Калугу, Белев и Орел выехал обожаемый ими Пушкин. Он, возмущенный запретом властей ехать за границу, направлялся в Арзрум. Не последним соображением был сбор материала для новых произведений.
А тут такое!
Так же, как и они, Александр Сергеевич в дороге узнал о трагедии с Грибоедовым. Сказать, что он был потрясен — это ничего не сказать. И сейчас Александр Сергеевич находился недалеко от них, где-то здесь, в этих местах — их разделяло что-то незначительное. Это его могучий дух, титанически рыдающий, наполнял эти пространства, эти ущелья, витал над вершинами гор, падал в бурные реки, возмущал стихии, кричал и плакал. И они безошибочно улавливали его и поэтому уже пушкинским масштабом понимали и оценивали случившееся, пушкинским сердцем переживали его, пушкинским умом анализировали.
Нет, прочь отсюда! Южные города, наполненные неугомонным восточным людом, главной обязанностью которого было, казалось бы, издавать громкие звуки, не понравились Гордею. Он все время воскрешал в воображении картины прошлого для сравнения с настоящим, оглядывался на свой московский жизненный опыт, невольно закрепляя его в памяти, что было ничем иным, как велением судьбы приуготовить себя к ждущей его неожиданной будущности.
Завершив движение по Военно-грузинской дороге, наши путники снова перевели телеги на воловью тягу, обрадовавшись, что на казачьих постах ее все так же можно было менять на свежую, а сами остались на лошадях. Им подвернулись все те же низкорослые волы с длинными прямыми рогами, очень острыми. Правда, той удивительно светло-серой, какой-то молочной масти «потомков бизонов», что были вначале, уже не встречалось.
Ереван
Из Тифлиса караван вышел в прежнем составе, конечно, если не считать тех, кто в этом городе закончил свой путь или кто присоединился к ним. Дошли до околиц, затем отошли далеко от них, и тут почти четверть каравана отделилась и, повернув налево, пошла на Рустави и дальше на Баку. Остальные, ориентируясь на правый отрог дороги, продолжили путь на Ереван.
На этапе подготовки к поездке, Дарий Глебович и Гордей, конечно, познакомились с маршрутом и поинтересовались описанием и характеристиками главных его пунктов у тех людей, кто по нему путешествовал. Искали таких среди знакомых и дальних знакомых тех знакомых. И все равно их оказалось огорчительно мало, да и те не умели толком рассказать об увиденном и о своих впечатлениях. Поэтому, как люди ученые, большей частью наши герои нужные сведения брали из литературы и журнальных публикаций.
Что касается Еревана, то тут им просто повезло — в Россию недавно приехал некий француз, принявший имя Иван Иванович Шопен, историк и этнограф, отлично знающий Кавказ, в частности Армению. Свои знания он предложил России, чтобы зарекомендовать себя и сделать с их помощью столичную карьеру ученого и чиновника. Для этого одну за другой этот француз публиковал свои работы, делаясь в глазах передовой общественности популярным человеком и знатоком востока. Вот из этих публикаций господин Диляков и его спутники и составили свое предварительное представление о Ереване.