Наше командование правильно оценило состояние немецкой группы армий "Центр" как кризисное.
"Со всех концов к Боку поступали донесения о том, что наступление окончательно захлебывается, — читаем мы в книге Л. Безыменского "Укрощение "Тайфуна". — Бок не хотел признавать, что терпит крах, пока наконец 30 ноября на его командном пункте не раздался телефонный звонок. Звонил начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер.
— Фюрер хочет знать, — говорил нетерпеливый полковник, — когда можно будет объявить об окружении Москвы?
Бок не пожелал ему отвечать и потребовал к телефону главнокомандующего сухопутными войсками Браухича…
Бок. Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у меня нет войск, чтобы окружить Москву. Противник понял наш замысел, и он сосредоточивает свежие силы севернее и южнее Москвы…
Браухич. Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он ожидает от вас, фельдмаршал фон Бок, точного доклада, когда же этот крах станет реальностью?
Бок. Командование сухопутных войск неправильно оценивает обстановку. Я десять раз докладывал за последние дни, что у группы армий "Центр" нет сил для того, чтобы добиться успеха… Я повторяю, господин фельдмаршал, произошел огромный просчет. Командование сухопутных сил и сам фюрер, к сожалению, переоценили наши силы… Прошу доложить фюреру, что группа не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сил…
Браухич. …Но фюрер хочет знать, когда же падет Москва?
Бок. Что вы спрашиваете? Неужели вы не знаете, что здесь творится?
Браухич. Бок, вы отдали приказ о новом наступлении? Когда оно начнется?.,"
Обещания помочь Боку, подбросить свежие силы не последовало. Днем раньше советские войска нанесли сильный удар на Южном фронте, освободив Ростов, и вели наступательные бои под Тихвином. Эти удары сковали силы противника на юге и на севере, воспретили переброску резервов группе армий "Центр", но ставка Гитлера не разгадала нашего двойного стратегического удара.
Пренебрегая трезвой оценкой сил и возможностей, которую давал фон Бок, ставка Гитлера через свое информационное бюро угрожала в начале декабря:
"Германское командование будет рассматривать Москву как свою основную цель даже в том случае, если Сталин попытается перенести центр тяжести военных операций в другое место. Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города через хороший бинокль".
Несмотря на сверхнапряженную обстановку, тяжелейшие оборонительные бои на Западном фронте во второй половине ноября, Ставка Верховного Главнокомандующего смогла мобилизовать боевые ресурсы в объеме трех армий.
"План контрнаступления под Москвой, — писал маршал Г. К. Жуков, — разрабатывался в процессе битвы, и, по мере определения сил и средств, которые фронт предполагал получить от Ставки в свое распоряжение, план уточнялся.
Окончательно план был отработан в конце ноября, в связи с подходом 1-й ударной армии (командарм В. И. Кузнецов) в район Яхромы, 20-й армии (начальник штаба армии Л. М. Сандалов) в район Красной Поляны и 10-й армии (командарм Ф. И. Голиков) в район Рязани. План был во всех деталях отработан военным советом и штабом Западного фронта.
Верховный Главнокомандующий рассмотрел план и сделал лаконичную надпись: "Утверждаю. Сталин".
Добились создания и соблюдения такого режима секретности, при котором сосредоточение в тылах Западного фронта трех армий осталось незамеченным разведкой противника.
О предстоящем наступлении советских войск не догадывались ни в штабе Бока, ни в штабе Гальдера, ни в "волчьем логове" Гитлера, что свидетельствует о грубом просчете, а резче сказать, о провале вражеской военной разведки. Нам удалось утаить от разведки прибытие на фронт более 20 дивизий. Нужно упомянуть, что погода восточнее Москвы благоприятствовала скрытой переброске войск, затрудняла работу воздушной разведки противника: туманы, снежные метели.
3 декабря штаб немецких сухопутных войск констатировал:
"Можно предполагать, что в настоящий момент противник не располагает сколько-нибудь значительными соединениями полного состава для использования в качестве резерва".
В немецкой сводке о положении противника 4 декабря отмечалось:
"…Боевая мощь противника не так велика, чтобы он мог в настоящее время предпринять наличными силами крупное контрнаступление на участке фронта группы армий".
В тот же день, 4 декабря, начальник штаба Бок утверждал:
"Со стороны войск Жукова ни о каком наступлении крупного масштаба речи быть не может".
После Московской битвы в наших руках оказалась отчетная карта немецкого генерального штаба. Так вот на ней вместо десяти армий Западного фронта 6 декабря было указано лишь семь. Три резервные армии в начале контрнаступления оставались невидимками — умелая конспирация.
В дни, предшествовавшие наступлению, у нас возникало весьма критическое положение на некоторых участках фронта. Конечно, переломить ход тяжелых боевых действий с помощью резервных войск было бы легче. Но Сталин не позволял использовать накопленные резервы в оборонительных боях, берег силы для "прыжка вперед". "Создание же мощных стратегических резервов, по существу, и явилось уже началом подготовки к переходу в контрнаступление" (А. М. Василевский). А при решении тактических задач Генеральный штаб и командующий фронтом прибегали к переброске отдельных полков, бригад, даже дивизий с одного участка на другой, происходили рокировки воинских частей и подразделений. Эти перемещения в рамках Западного фронта были замечены противником. Немцы отметили в сводках частые передислокации, но расценили это как крайнее истощение наших сил.
Совершенно секретная разведывательная сводка немецкого генштаба № 1693/41:
"Боевая численность советских соединений сейчас слаба, оснащение тяжелым оружием и орудиями недостаточно. В последнее время вновь сформированные соединения появляются реже; чаще отмечается переброска отдельных воинских частей со спокойных участков фронта на близлежащие кризисные участки".
Таким образом, строгая и настойчивая скупость Ставки в привлечении к боевым операциям накопленных резервов дезинформировала противника. Дальновидная бережливость Верховного Главнокомандующего и Генерального штаба ввела немецкую разведку в заблуждение, заставила немецких фельдмаршалов сделать опрометчивый стратегический вывод.
Наконец-то по-настоящему вступил в свои нрава русский мороз-воевода, который дозором обходил свои подмосковные владения, проверяя "хорошо ли метели лесные тропы занесли и нет ли где трещины, щели, и нет ли где голой земли". 3 декабря термометры показывали минус 24 градуса, 5 декабря — минус 26, 7 декабря — минус 28 градусов. После крутого, но кратковременного потепления — вновь резкое понижение температуры до минус 28 градусов в середине месяца. При таких морозах следовало в полной мере воспользоваться летними просчетами "глашатаев блицкрига".
Снежные сугробы лишили немецкие танки возможности маневрировать вне дорог, по полям и перелескам. Колесный транспорт противника также опасался бездорожья. Многие шоссе, большаки, проселочные дороги в дни оборонительных боев были превращены нашими саперами в непроезжие. Минные заграждения, взорваны мосты и водопропускные трубы под дорогами, через каждые 100–200 метров воронки и мощные торосы железобетона, непреодолимые даже для танков, тягачей. Генерал инженерных войск И. П. Галицкий докладывал, что именно так было подорвано Ленинградское шоссе от Клина до Солнечногорска.