— Уверен, вам есть что сказать мне, товарищ Булгаков… — сквозь зубы проговорил Шиловский, продолжая стоять.
— Есть! Есть… — По бледному лицу Михаила прошла судорога. — Дело не в звонке Сталина. Важнее другое… Евгений Александрович, я должен поговорить с вами… Давно должен…
Шиловский налился кровью — сегодня, после звонка Булгакова и рыданий Елены, ситуация обрисовалась с предельной ясностью: его жену и Булгакова связывают близкие отношения. Лена ни в чем не призналась — лишь молчала и плакала. А значит, этот бойкий фигляр соблазнил ее! Выбора у Шиловского не было. Он открыл портупею и привычной рукой достал именной пистолет. Затем набрал полную грудь воздуха, подождал, пока утихнет бешено запрыгавшее в груди сердце. Проговорил почти спокойно:
— Благодарю, что наконец-то решились разорвать эту мучительную ложь. Лена, я не виню тебя. Если женщина не верна мужу, то это плохой муж. Но у меня достаточно сил, чтобы защитить свою честь. — Он навел пистолет на соперника:
— Господин Булгаков, защищайтесь.
— Но… — Михаил похлопал себя по карманам. — Я, к сожалению, безоружен.
— Женя, пожалуйста, возьми себя в руки! — взмолилась Елена Сергеевна.
— Тогда я убью его, как бешеную собаку! — Обманутый муж схватил со стола нож.
Елена бросилась наперерез:
— Женя, прости меня! — Она зарыдала. — Я уважаю и люблю тебя… Но я… я полюбила другого… И это никак нельзя изменить.
Шиловский растерялся — да, он подозревал, что Елена увлечена, но не до такой же степени… «Полюбила другого…» Это же развод? Развал семьи, крушение всей жизни? Она что, с ума сошла? Пристрелить соблазнителя — дело чести. А потерять любимую жену… Позор, позор… Да не может этого быть!
— Господин Булгаков, Елена Сергеевна, видимо, не в себе. Я хочу услышать от вас, что происходит? — спокойно и ровно проговорил Евгений.
Булгаков опустил глаза. Елена, поникнув, молчала. Любовники были явно подавлены своей виной и случившимся разоблачением.
Шиловский принял мгновенное решение — он был хороший стратег, умеющий правильно использовать ситуацию. Противник в смятении, растерян, а значит, надо немедленно идти в наступление и предъявлять ультиматум, который он давно обдумал.
— Это очень тяжело, но я постараюсь простить тебя, Елена. Я не буду преследовать местью господина Булгакова. Но с этого момента требую от тебя и этого господина прекращения всякого рода контактов: свиданий, переписки, даже телефонных разговоров.
Два поникших человека не возражали, лишь молча кивнули в ответ. Булгаков не поднял головы, даже когда за ушедшими закрылась дверь.
Лучше бы он выстрелил… К чему жить, если потеряно все? Но ведь то, что случилось, — благо для Елены. Она будет тосковать, но постепенно все забудется, войдет в прежнюю колею. Шиловский — надежный человек, отличный отец… Что произошло бы, если бы сейчас он, Булгаков, не смолчал, а решительно забрал у соперника любимую женщину? На что обрек бы Елену нищий отщепенец, куда пошел бы с ней? — В этот момент он понимал, как отчаявшиеся люди рвут на себе волосы. Желание наказать себя за свершенные ошибки было мучительным, воющим, неизбывным. Как подло они обманывали Шиловского! Как гадко вел себя Михаил, столько времени скрывая от мужа Елены свои чувства, разыгрывая за его спиной сцены неземной любви! Если уж такая вечная и верная любовь, то не пятнает ли ее нелепый адюльтер? Не лучше ли было жить в подвале, в нищете, но честно и главное — вместе! Жить в подвале? Елене?! Хорошо бедствовать ему — мужчине, привыкшему к бытовым тяготам, но взвалить на плечи этой ароматной, нежной, как оранжерейный цветок, женщины керосинки, стирки в дешевом мыле, очереди за продуктами, копеечную экономию? Убийство, хуже, чем убийство… Елена тоже смолчала, согласилась на ультиматум мужа, означающий разлуку с любимым, не побежала за ним в неизвестность. Мучительный выбор, ведь Евгений — человек исключительной доброты и порядочности, в их семейной жизни не было и тени недопонимания. Ну почему же так вышло? Откуда свалилась эта оглушительная, невероятная любовь? Ради нее — на край света бежать. Так нет — смалодушничала, осталась.
Муки Булгакова были страшны — он чувствовал себя виновным в разлуке с Еленой. Он метался в тисках депрессии, пытаясь хоть как-то выбраться из нее. Бежать от всего подальше — вот спасенье! И опять надежда одна — Сталин. Единственная «соломинка» для утопающего. В это время он пишет Вересаеву:
«Дайте совет: есть у меня мучительное несчастье. Это то, что не состоялся мой разговор с генсеком. Это ужас и черный гроб. Исступленно хочу видеть хоть на короткий срок чужие страны. Я встаю с этой мыслью и с нею засыпаю. Ведь он же произнес фразу «быть может, вам действительно нужно ехать за границу?». Он произнес ее! Что произошло, ведь он хотел принять меня…»