Римское или обычное (варварское, феодальное) право. Социо-культурный уровень.
Европа, времен борьбы гвельфов с гибеллинами жила по трем системам права: римское право – доставшееся еще от Римской Республики; обычное право германских завоевателей и варварских королевств; каноническое право католической церкви. Какие права могут перераспределяться, а какие нет? С какими правами человек рождается, с равными или с разными? Дают ли происхождение и кровь какие либо особые права? Можно ли право толковать, понимать и интерпретировать, или же права можно только иметь или не иметь? Три существовавших на тот момент системы права давали разные ответы на эти и многие другие фундаментальные вопросы. Гибеллины по преимуществу апеллировали к обычному феодальному праву, гвельфы-клирики – к каноническому праву, светские гвельфы в итальянских городах-республиках – к римскому праву. Юридические обоснования и крючкотворство, правовые дискуссии стимулировали правовую рефлексию и развитие систем права. Каноническое право имело только косвенное отношение к борьбе гвельфов и гибеллинов, поскольку борьба разворачивалась на светской «территории», но именно оно выступало источником папских притязаний на светскую власть, пусть и через надуманные интерпретации. Но сфальсифицированный документ – Константинов дар, можно было употреблять и интерпретировать только в рамках римского права.
Реалисты или номиналисты. Схоластический уровень.
Пожалуй, никто ни до схоластов, ни после, не относился так серьезно к онтологическим проблемам и к реальности. Что действительно существует, а что случайно и мнимо. В средневековой фантасмагории без ответа на этот вопрос нельзя было стать человеком. До нас схоластические рассуждения дошли в онтологической и логической форме, для самих же схоластов эти проблемы имели отчетливо выраженную прагматическую форму, были проблемами смысла жизни. Гораздо позже герой Достоевского воскликнет: «Если Бога нет, то все можно!». Схоласты знали, что Бог есть, поэтому жизненно важно было знать, что из этого следует. Если Бога нет, то все можно, если Бог есть, то следует выяснить, что же можно, а чего нельзя. И этот вопрос относится к каждой жизненной мелочи. Именно поэтому нормальный схоласт Вильгельм Баскервильский у Умберто Эко поражал юного Адсона тем, что замечал следы гнедого жеребца в заснеженном лесу, легко рассуждая, при этом, о «высоких материях». Для схоласта неважно, что станет исходным пунктом для его мысли, важно не что он мыслит, а как. Поэтому, галлюцинация и сломанная жеребцом ветка, цитата из Аристотеля и еретическое суждение могли в равной степени стать предметом и содержанием схоластического рассуждения и публичного диспута. Разница между реалистами и номиналистами в споре об универсалиях определялась не столько онтологическими ответами сколько прагматическими. Утверждая реальность универсального или единичного, схоласты разных направлений говорили примерно следующее: Реалисты: недостойно человека интересоваться единичным, случайным и преходящим, но следует заниматься только универсальным и вечным (так, Бернар Клервосский проезжая в окрестностях Женевского озера не замечает его, размышляя о вечном, и с удивлением обнаруживает, что его спутники увлечены обсуждением красот упомянутого озера); Номиналисты: важно внимательно относится к единичному и мимолетному, потому как оно уйдет и если я его не промыслю сейчас, то уже никогда и никто не сможет этого сделать. Империи и царства возникают и исчезают, поэтому не заслуживают интереса достойного человека, но отвлекают от вечного, а все отвлекающее нужно прекращать и ограничивать – утверждают схоласты-гвельфы. Богу – Богово, человеку – человечье, не соглашаются схоласты-гибеллины. Поэтому существуют две истины. Вечное никуда не денется, но Цезарям и императорам нужно помочь, иначе одна из истин остается в забвении. Сами схоласты лучше, чем все их последующие критики понимали бесплодность своих диспутов для поиска истины. Это потом придумали, что в спорах рождается истина. Свои дискуссии схоласты продолжали в политической деятельности, но не затем, чтобы верифицировать свои гипотезы и тезисы, а чтобы их утверждать в жизни и практике. Онтологические утверждения обязывали к действию, а цена и плата (костер инквизиции или плаха императорского палача) за возможность действия и утверждения своих представлений в расчет не принимались.