В марте 1375 г. состоялся еще один княжеский съезд, место проведения которого неизвестно{528}. Во время него Василий, сын Дмитрия Нижегородского, попытался ужесточить содержание Сарайки и его людей; татары оказали сопротивление (у них не было отнято оружие) и были перебиты. Во время схватки Сарайка выстрелил в епископа Дионисия, но стрела лишь задела мантию{529}.
В ответ на избиение посольства отряды Мамая повоевали нижегородские волости — Киш и Запьянье{530}.
Тем временем к Михаилу Тверскому перебежали Иван Васильевич, сын последнего московского тысяцкого Василия Вельяминова (умершего в 1374 г.), и Некомат Сурожанин. Михаил отправил их в Орду, и вскоре оттуда пришел посол Ачихожа (тот самый, что ходил с Дмитрием Нижегородским на Булгар в 1370 г.) с ярлыком тверскому князю на Великое княжение Владимирское{531}. В ответ на Тверь двинулось невиданное по масштабам войско. Перечень участвовавших в походе князей дает возможность определить круг участников Переяславского съезда, то есть князей, договорившихся о совместных действиях и признававших верховенство Москвы. Это (помимо самого Дмитрия Ивановича и его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского) суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович, его сын Семен и братья — Борис и Дмитрий Ноготь, ростовские князья Андрей Федорович и Василий и Александр Константановичи, князь Иван Васильевич из смоленской ветви (правившей, в Вязьме{532}), ярославские князья Василий и Роман Васильевичи, белозерский князь Федор Романович, кашинский князь Василий Михайлович (перешедший на сторону Москвы), моложский князь Федор Михайлович, стародубский князь Андрей Федорович, князь Роман Михайлович Брянский (Брянском он тогда уже не владел, тот был в руках Ольгерда), новосильский князь Роман Семенович, Оболенский князь Семен Константинович и его брат тарусский князь Иван{533}. Таким образом, сюзеренитет Дмитрия Ивановича признавали не только все княжества Северо-Восточной Руси (кроме Тверского, за исключением его кашинского удела), но также князья трех верховских княжеств Черниговской земли (Новосильского, Оболенского и Тарусского), Роман Михайлович, считавшийся великим князем Черниговским{534}, и вяземский князь. Последний перешел под руку Дмитрия еще в 1371 г., когда его дядя и сюзерен — великий князь Смоленский Святослав Иванович был союзником Литвы{535}. Но в 1375 г. Святослав уже являлся союзником Дмитрия{536}, поэтому если Иван и терял на некоторое время контроль над Вязьмой, к середине 70-х гг. он его наверняка вернул{537}.
В результате похода Михаил Тверской признал себя «молодшим братом» Дмитрия Ивановича, а великое княжение — его «отчиной»: «А вотчины ти нашие Москвы, и всего великого княженья, и Новагорода Великого, блюсти, а не обидѣти. А вотчины ти нашие Москвы, и всего великого княженья, и Новагорода Великого, под нами не искати, и до живота, и твоим дѣтем, и твоим братаничем». Он также отказался от сюзеренитета над Кашинским княжеством, взял на себя обязательство по совместным с Москвой действиям в отношении Орды (см. выше) и отказался впредь принимать ярлыки от татар на великое княжение (в обмен на обязательство Дмитрия не делать того же в отношении Твери){538}.
Ответом Мамая был удар по союзникам Москвы: в конце 1375 г. его отряды вновь повоевали Запьянье и разорили Новосиль — столицу князя Романа Семеновича. В 1376 г. великий князь «ходилъ за Оку ратию, стерегася рати тотарьское»{539}. Выход с войском за Оку, то есть за пределы московских владений, — серьезная акция: очевидно, Дмитрий имел тогда основания ожидать ордынского похода на Москву и хотел встретить противника вне своей территории (как он сделал затем и в 1378, и в 1380 гг.).
В начале 1377 г. соединенные силы Московского и Нижегородского княжеств (московскую рать возглавлял сын Корь-яда-Михаила Гедиминовича Дмитрий Боброк, перешедший на службу в Москву, нижегородскую — сыновья Дмитрия Константиновича Василий и Иван) отправились в поход «на Болгары». Здесь правителями были тот же Асан, на которого был направлен поход 1370 г., и некий «Махмат-Солтан». Остается неясным, тождествен он «Салтан Бакову сыну», посаженному Дмитрием Константиновичем и Ачихожой в 1370 г., или самому хану Мухаммед-Бюлеку (который в сообщении о его воцарении в 1370 г. назван в летописи практически идентично — «Мамат Солтан»), и, соответственно, были ли Асан и Махмат-Солтан в 1377 г. зависимы от Мамая или самостоятельны{540}. Булгарские правители вынуждены были капитулировать, выплатить контрибуцию (2000 рублей двум великим князьям и 3000 — «воеводам и ратемъ») и принять даругу (сборщика дани) и таможенника{541}. Волжская Булгария, таким образом, оказывалась в зависимости от Нижнего Новгорода и Москвы.
Очевидно, что в отношении ордынских «князей» великий князь Московский действовал так же, как в отношении русских князей. Фактически он попытался как бы занять в отношении первых место, какое занимал правитель Орды. Однако видеть здесь стремление Дмитрия стать равным «царю» было бы рискованно — скорее подобными действиями великий князь ставил себя на один уровень с Мамаем, семью годами ранее приводившим Волжскую Булгарию к покорности.
Летом того же года московско-нижегородское войско (московскую часть возглавляли воеводы, нижегородскую — Иван Дмитриевич), ожидая нападения пришедшего из Заволжья «царевича» Арабшаха (Арапши), пропустило удар татар из Мамаевой Орды и потерпело поражение на реке Пьяне (Иван Нижегородский погиб), вслед за чем ордынцы разорили Нижний Новгород. В том же году Арабшах повоевал Засурье{542}.
Воодушевленный успехом, Мамай летом 1378 г. решил нанести удар непосредственно по Московскому княжеству, направив на Дмитрия Ивановича сильное войско под командованием Бегича. 11 августа на реке Боже, в пределах Рязанской земли, московско-рязанское войско нанесло Мамаевым татарам сокрушительное поражение. Несколько ранее, в конце июля, ордынцам вновь удалось разорить Нижний Новгород{543}. Остается, впрочем, неясным, были ли это татары из Мамаевой Орды{544}.
В отместку за поражение на Боже Мамай напал в том же году на Рязанскую землю. Ее столица Переяславль-Рязанский была сожжена, а великий князь Рязанский Олег Иванович спасся, бежав за Оку{545}.
Летом 1379 г. Мамай «ял» проезжавшего через степь на рукоположение в митрополиты в Константинополь Митяя — ставленника Дмитрия Ивановича. Вскоре, однако, Митяй был отпущен, причем Мамай (точнее, хан{546} «мыслию» Мамая) выдал ему ярлык по типу тех, что предоставлялись ханами прежним митрополитам{547}.
Относительно недавно в отечественной историографии имела место дискуссия по поводу того, какие позиции в вопросе об отношениях с Ордой занимали церковные партии, вступившие в конфликт в связи с вопросом о новом митрополите. Г. М. Прохоров высказал мнение, что митрополит Киприан (он был поставлен в 1375 г., еще при жизни Алексея, умершего 12 февраля 1378 г., в митрополиты русских земель, входивших во владения Великого княжества Литовского, с тем чтобы по смерти Алексея распространить свою юрисдикцию на всю Русь), не принятый Дмитрием Ивановичем, и поддерживавшие его епископ Дионисий Суздальский, троицкий игумен Сергий Радонежский и игумен Феодор Симоновский были сторонниками решительных антиордынских действий, а ставленник Дмитрия недавний священник Митяй выступал за соглашение с Мамаем. В начале 1379 г. великий князь под влиянием Митяя пошел на компромисс с Ордой, согласился платить ей дань в размерах, существовавших до «замятии» (почему перед Куликовской битвой Мамай и требовал того выхода, что шел при Джанибеке), но осенью (в отсутствие Митяя) под влиянием Сергия и Феодора вернулся к антиордынской политике{548}. Это мнение было подвергнуто критике А. С. Хорошевым, который, наоборот, посчитал, что именно Киприан, Сергий, Дионисий и Феодор стояли за покорность Орде, а Митяй поддерживал освободительную борьбу Дмитрия{549}. Насколько убедительно аргументированы эти точки зрения?