Данное несоответствие между фактическим положением московских князей (сюзерены) и их формальным рангом (данники) проявлялось, в частности, в их контактах с «Мещерским юртом» — Касимовским ханством — землей в Мещере, предоставленной Василием II Касиму, сыну хана Улуг-Мухаммеда, в 1445 г. Причем предоставлена эта земля была не для условного держания как султану-эмигранту, а в виде своеобразной контрибуции, наложенной Улуг-Мухаммедом после страшного разгрома, нанесенного его сыновьями московскому войску в 1445 г. Главным показателем номинально низшего ранга московского государя по отношению к вассальным Чингисидам, в числе которых был и касимовский хан, являлась дань, отправлявшаяся из великокняжеских вотчин в татарские «уделы». Источники говорят о дани в Касимов в 1481–1553 гг., и называлась эта дань так же, как и в старину, в годы «ига», — «выход».
Учитывая длительную историю взаимоотношений Руси и Орды, московские правители знали, что в Улусе Джучи тюркоязычное население было объединено на одних условиях, а русские земли имели особый статус. Они были частью Орды, но «государством в государстве». Такую же участь политически окрепший сын Василия II — Иван III, а также последующие московские правители, уготовили и Касимовскому ханству, да и не только ему.
Татарские «уделы» Московского государства не были большими по своим размерам. Однако они играли существенную роль во взаимоотношениях Москвы со степными ханствами, такими как Казанское, Крымское и Астраханское, выполняя виртуальную роль своеобразного «посредника» и «миротворца» в конфликтах между православными христианами и мусульманами.
Москва как часть политической системы Степи
Обозрение основ ордынско-московских отношений, а также истории фронтирных зон Московского государства привело автора к мысли о невозможности полного разделения политических культур средневековых татарских государств и Москвы, об органической включенности московской политической истории ХѴ-ХѴІ вв. в позднезолотоордынскую. Действительно, в отношениях Московского государства с татарским миром постоянно сосуществовали две разные линии: агрессивная, характеризовавшаяся стремлением к военному захвату, и прагматическая, гибкая, для которой было характерно желание обеспечить стабильность в пограничных и зависимых от Московского государства регионах методами сотрудничества с татарскои элитой и относительной терпимости к исламу.
Основы амбивалентных отношений Московии-России с татарским миром были заложены именно в Средние века. Северо-Восточная Русь поддерживала тесные торговые и военные связи уже с поволжскими болгарами — оседлыми мусульманами с развитой культурой. С XIII в. Русь находилась под властью ханов Золотой Орды. При этом, с одной стороны, в написанных в христианском духе летописях татар называли «безбожными агарянами» и «окаянными кровопивцами», под игом которых страдали православные, а с другой — и церковь, и князья подчинились империи Чингисидов и прагматически сотрудничали с татарским ханом915[201].
Говоря о периоде ХѴ-ХѴІ вв., историки Московского великого княжества и сложившегося на его основе Московского государства часто рисуют его как время освобождения русского народа от ненавистного «монголо-татарского ига», когда русские и их предводители неистово сражались за тяжко добытую свободу, вырванную ими из рук татарских поработителей. Такие зарисовки корректны лишь частично. В течение этого периода мы можем наблюдать многочисленные рейды татар, продвигавшихся вглубь территорий русских княжеств, однако и русские силы неоднократно вступали в сражения с татарами, происходившие не только на московской, но и на ордынской территории.
При всестороннем анализе даже московских источников становится ясно, что описание отношений между Ордой и Москвой и, шире, Русью в ключе «агрессивного противостояния» не совсем удовлетворительно. Отношения между этими политиями были весьма прагматичными и, можно сказать, «вынужденно-дружественными»; религиозный и этнический антагонизм не играл существенной роли в их дипломатии916. Политически и экономически Московия была интегральной частью тюрко-монгольского мира с самого его возникновения. Она продолжала оставаться таковой и в XѴ, и в XѴI вв. Особенно характерно это демонстрируют материалы дипломатической переписки между Москвой и татарскими позднезолотоордынскими государствами.
Многие сотни «грамот», ходивших между Москвой и различными пунктами Степи на протяжении исследуемого периода, содержат большое число косвенных свидетельств, «проговорок», которые достаточно ярко демонстрируют нам природу этих связей, да и вполне явные указания на сущность московско-татарских отношений. С их помощью мы можем понять традиционные для тех культур образы мышления.
201
Данный тезис подтверждают и изобразительные источники. В русских миниатюрах Лицевого летописного свода татары изображались вполне нейтрально, без демонизации, в отличие, например, от западноевропейских изображений. Это делает обоснованной постановку вопроса о том, что миниатюры Свода иллюстрируют представление о некотором единстве Руси и Орды, существовавшем, по мнению образованных людей средневековой Руси, в определенную историческую эпоху.