Сыновья Тохтамыша разбрелись в стороны: Джалал-ад-дин и Керимберди в Россию, а Кубяк и остальные братья — в Сыгнак101.
Нам трудно понять, что понимал автор арабского текста под «Россией» («земли Руси»). Это могли быть как земли Северо-Восточной Руси (в том числе и Московское великое княжество), так и территория Великого княжества Литовского (как полагает В. В. Трепавлов102, а также Д. Колодзейчик103). Я рассмотрю первую версию.
Вероятно, с целью захвата сыновей Тохтамыша Эдиге двинулся на Русь в 1408 г. Расположившись лагерем около Москвы, он выслал Василию I письмо104, в котором объяснил причины своего прихода на Русь:
...слышание нам учинилося таково, что Тахтамышевы дети у тебя, и того ради пришли есмя ратию.
Московские источники не сохранили никаких следов пребывания султанов в Москве или других княжествах. Однако неупоминание в московских источниках еще не является поводом для недоверия арабским. Не исключено, что пребывание Тохтамышевичей на Руси держалось в строжайшем секрете (Москва отдавала себе отчет, что при данном фактическом правителе Орды это для нее большой минус). Так или иначе, сведения о поддержке Москвой оппозиции Эдиге могли послужить одной из причин похода[38].
В мотивации Василия по предоставлению приюта сыновьям хана инициатива, скорее всего, исходила не от него, а от самих Тохтамышевичей, которые не нуждались в разрешении на въезд на подвластные территории как легитимные наследники трона105[39]. При таком раскладе роль Василия была незавидной, он оказывался как бы между молотом и наковальней — с одной стороны сыновья хана, за которыми сила традиции и легитимация исходя из правовых норм той эпохи (и вероятность прихода к власти в ближайшем будущем), с другой — властный фактический правитель Орды (порождение новой позднезолотоордынской эпохи), который не станет церемониться с ослушником в случае перевеса силы в его сторону. Однако, как это часто бывало во время ордынских походов (и не только на Русь), возникли проблемы в самой Орде, вынудившие Эдиге возвратиться в Сарай. Эдиге повернул назад, не успев взять у ослушника обязательство выплатить выход[40] за предыдущие годы.
В данной ситуации имелся интересный нюанс, зачастую игнорируемый историками, либо рассматриваемый в отрыве от контекста той эпохи. Подойдя к Москве 1 декабря, Эдиге распустил войска по великокняжеским владениям с целью грабежа. Были взяты Коломна, Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород, Городец. Два последних города были разорены вторгшимся отдельно от основных сил ордынским отрядом, возглавляемым неким султаном (т. е. Джучидом)106. Эдиге не спешил при этом атаковать хорошо укрепленный Кремль. Некоторые исследователи объясняют причины такого поведения татар (грабеж) их «врожденной» алчностью и дикостью, когда они только и думали, как бы пограбить московские земли. Это не так.
Предпринятый Эдиге «грабеж» в рамках правовых норм XѴ в. таковым (по крайней мере в глазах татар) не воспринимался. Почему? Ситуация объясняется крайне просто, если вникать в суть ордынско-московских отношений того времени с точки зрения Орды. Василий I задолжал Орде выход за 13 лет — 91 000 руб.107 Судя по тому, что беклербек не особо рвался атаковать Кремль и заранее распустил войска по территории «русского улуса» с целью поживиться, видимо, фактический правитель Орды не особо надеялся на сговорчивость московского князя. Он понимал, что, возможно, договориться вновь не удастся и Василий не «даст ему выхода». В то же время этот «выход» ему был нужен. Он решил «собрать» его без помощи Василия, самому, для этого и распустил войска для «грабежа». Таким образом, с татарской точки зрения это был не грабеж, а сбор недостающего «выхода» силой[41].
Вероятно, сыновья Тохтамыша оставались в Московском княжестве около трех лет. В 814 году хиджры (1411/12 год от Рождества Христова), «когда сгущались мраки междоусобиц и перепутывались звезды между обеими партиями в сумраках Дештских, вдруг, в полном величии власти Джелалиевой, появился (один) из блестящих потомков Токтамышевых» (это был Джелал ад-Дин) и выдвинул очередную претензию на трон «из стран Русских»109. Источники хранят молчание, где были «расквартированы» Джучиды в течение этих трех лет, выделялся ли им какой-либо юрт (юрты)[42] или они находились при дворе великого князя. При этом не стоит забывать, что они были не одни, а с многочисленными семьями (в исламе было принято многоженство, и как жен, так и сыновей и дочерей у султанов было достаточно) и военными (в том числе и высшего звена, беками и уланами, которые сами были со своим окружением). Здесь трудно что-либо предположить, особенно учитывая тот факт, что в то время аристократия Степи еще не забыла кочевые традиции (как позже выходцы из оседлой Казани, например) и им попросту необходимо было пространство для вылазок на степные просторы. В то же время в более поздние периоды Москва опасалась селить выходцев из Степи близко к самой Степи, ожидая, вероятно, их измены и перехода на сторону единоверцев в случае маршей последних на Русь.
38
39
Это косвенно может подтвердить тот факт, что в Никоновской летописи Джелал ад-Дин назван «окаянным недругом» русских. Впрочем, данный оценочный эпиграф позднейшего летописца может не отражать реалии начала XѴ века — для автора Никоновской летописи, составленной во время, когда идеология Русского государства стала определяться как антитатарская, уже все татары стали «окаянными», «безбожными» и однозначно являлись врагами русских.
41
Эту точку зрения может усилить и факт командования дополнительным отрядом неким султаном — Джучиды (высшая категория золотоордынской знати) не привлекались для простейших акций типа набегов и грабежа, для этого использовались мурзы. Присутствие в карательной военной операции Чингисида, как правило, придавало акции статус похода, а не набега.
42