Ино яз к вам и первее сего приказывал, царевич (имеется в виду второй правитель Касимова Данияр бин Касим (1469–1486 гг.). — Б. Р.) великого царя род Тахтамышев, а уланов и князей и казаков у него много; как к нему приежжают люди многие на службу, так от него отъежжают люди многие (выделено мной. — Б. Р.); и нам почему ведати, хто будет ваших купцов пограбил? А у нас тот грабеж не бывал838.
В этих строчках явно проступают элементы автономности Мещеры — великий князь дает понять кафинцам, что не несет ответственности за то, что происходит на территории юрта. Вряд ли можно представить себе, чтобы так же московский правитель мог говорить о происходящем на территории русского удельного княжества. Видна здесь и включенность данной территории в мир степной политики через взаимный отъезд и приезд татарской знати: совершенно беспрепятственно, без предварительного согласования с верховным сюзереном данной территории — московским великим князем, татарская феодальная элита перемещалась из татарских независимых позднезолотоордынских государств (Крыма, Казани, Ногайской Орды, возможно, и других юртов) в вассальный татарский юрт на смежных территориях Рязани и Москвы.
Некоторые приближенные сначала крымского, а затем касимовского хана Нур-Даулета бин Менгли-Гирея, действительно, как приезжали, так и отъезжали из, Мещеры в Крым и обратно. В 1504 г. крымский улан Али уехал в Касимов, разгневавшись на старшего брата839. В этом же году его старший брат, улан Верю, умер. Менгли-Гирей просил отпустить из Касимова Али и писал Ивану III:
И иные слуги его и ясачники его порожжи стоят. А он бы слуги свои взял и малой свой ясак ел, да тем бы жил840.
Живший в Касимове представитель клана Аргын князь Мардан потом переехал в Крым. Право Мардана на отъезд не вызывало сомнений. Иван III писал Менгли-Гирею:
Похочет Мардан князь к тебе ехати и мы его к тебе отпустим841.
Выехавший из Крыма в Касимов сын мирзы (впоследствии князь) Удема (представитель клана Мангыт) позже снова думал вернуться в Крым. Крымский хан Менгли-Гирей просил (или требовал?) Ивана III в 1502 г.:842[185]
Мангыт Удемов мырзин сын в Городок поехал, и нынеча сюды (т. е. в Крым. — Б. Р.) ехати мыслит… И ты (Иван III. — Б. Р.) бы Удемова сына, которой в Городке живет, с тем с моим слугою с Суунчеем пришлешь, то мое слово и прошенье инаково не учини, Удемова сына пришли.
Также и соглашение 1508 г., заключенное с Абд ал-Латифом бин Ибрагимом, оговаривало в качестве особого условия возможность свободного отъезда и приезда на службу в Мещерский Городок представителям четырехклановой системы Крыма843.
Интересно, что иногда отъезд-приезд знати в Крым из Касимова и обратно происходил без санкции и ведома правителя Мещерского юрта, который о некоторых случаях мог просто не знать: сношения между Крымом и Москвой по поводу феодальной знати Касимовского ханства в ряде ситуаций шли напрямую между правителями Крымского ханства и Московского государства, минуя «посредников» в виде вассального Москве хана Касимова. Так, в посольстве от хана Менгли-Гирея к Ивану III от ноября 1491 г. послы говорили от имени хана:
Да говорили о Мардане о князе (см. выше. — Б. Р.), чтобы деи его пожаловал князь велики отпустил, а Нурдовлат бы деи царь не ведал (выделено мной. — Б. Р.)844.
Как видим, московские князья приглашали к себе не только Чингисидов, но и представителей второй — бекской (княжеской) страты — потенциальных карачи-беков, чтобы рассчитывать на них впоследствии.
Иногда в Касимов попадали и сейиды[186]. К примеру, в «памяти» послу в Крым Василию Григорьевичу Морозову от 1509 г. (время правления в Крыму Мухаммед-Гирея I бин Менгли-Гирея и Василия III в Москве, когда вынужденная «дружба» предыдущих правителей стала достаточно быстро уходить в небытие) говорится о «Хозяк-сеите» (сейид, «наш богомолец») и «Казы-Мансыре»:
А нечто вспросит царь (Мухаммед-Гирей. — Б. Р.) о Хазяк-сеите: о чем князь великий ко мне Хозяк-сеита не отпустил? И Василью молвити царю: государь наш (Василий III. — Б. Р.), господине, Хозяк-сеитю на то давал волю, как он похочет, а ведомо то и Магмедше-князю[187]; и он похотел служить у нашего государя, и государь наш, господине, и жалует его. А как, господине, он у нашего государя, и он слуга государю нашему, да и тебе; там у тебя хто, и он тебе слуга, да и государю нашему слуга.
185
Интересно, что сам князь Удем (род Мангыт) иногда воевал московские украины (возможно, без санкции хана): в 1517 г. «приходили крымские татарове на великого князя украйну на тулские места: Агышов княжой сын Шыринов Токузак мирза, да Удем князь Мангыт, Телеш мирза Мангыт, Кудаш мирза Ширин Берючюков брат, Кочкар мирза Зезеут Мамышев сын со многими людьми, да поймав были и прочь пошли… а от царя у великого князя весть никакова не бывала».
Причины этих «воеваний» не столь просты и примитивны, как это представляется иногда в историографии.
186
187
Князь Магмедша (Мухаммед-Шейх?), принадлежавший к карачинскому клану Кыпчак в Крыму, был сватом крымского сеййида Баубека и являлся послом хана Менгли-Гирея.